Время есть
Шрифт:
– Мне холодно, - сказала девушка, подойдя очень близко, - пойдём в каморку. Там можно будет согреться.
У Никиты перехватило дух от мысли о том, как он будет согревать Свету и, схватив ее крепко за руку, потянул за собой. Едва, закрыв дверь, Никита увидел, что находится в незнакомой квартире, где за столом сидят Люба, Анна Аркадьевна, Гоша Сыч. Они не обращали на вошедших внимания, но страх накатил волной и заставил задохнуться, и только слова Светы: «Не бойся – это сон», успокоили сердечный ритм. За закрытой дверью в это время, кто-то выяснял отношения на повышенных тонах.
Никита проснулся
– Мне говорили, что так бывает, но я думал анекдот, – рассказал опытный железнодорожник. – Пока ты спал, я смотался к соседям. Они персики везут, и я махнулся на яблоки. Так на так. Ну, в смысле, ведро на ведро. И тут откуда ни возьмись старшина из линейного отдела милиции нарисовался. Подождал, когда я на секцию ведро занесу,– и с проверкой. И нашёл персики. Мелкое хищение. Я сразу включаю виноватого, мол, бес попутал, сознаю свою вину, отрицать бесполезно. Давайте, говорю, явку с повинной оформим. Он доволен: «Идём в отделение». Я открываю двери, пропускаю его вперёд и ведро с персиками подаю. Старшина спокойно принимает: как ни помочь повинившемуся? А я ему громко так: «Не нужны мне фрукты, товарищ сержант. Вон, своих четыре вагона». Он обалдел. «Ты, вообще, о чём?», – спрашивает. Я ему: «Ну вы же на продажу принесли? Или нет?». Понял старшина, как он лоханулся. Мне-то предъявить уже нечего – ведро у него, меня с персиками никто не видел. Ох, как он матерился, – громко смеясь, закончил рассказ дядя Паша. – Теперь никому не открываем. Нет нас тут. Умерли.
Глава 5
Только на третьи сутки догнал секцию настоящий Петров Николай Петрович. Физиономия у него оказалась тоже с хорошим фингалом под глазом, и это вызвало приступ веселья у Гмыри.
– Ты молодец, Коля. Загримировался, – смеялся его начальник, показывая на временного сменщика тоже с разукрашенным лицом.
Николай был несловоохотлив, но, напарники всё же вытянули из него историю, как к разбитной учётчице неожиданно вернулся муж из командировки. Картина, как в анекдоте: жена раздета до пояса (повезло хоть в этом) и мужик незнакомый рядом. Массаж делать собирается.
«Массажисту» сразу прилетело и, вот, лежит он под столом, куда отправил его хорошо поставленный (похоже, не в первый раз такая сцена в этой семье) удар, и видит, как встаёт женщина и прёт на мужа, как будто это она застала его в подобной ситуации, а не он её.
С размаху бьёт по лицу сначала с правой, потом с левой. Большие и налитые груди её при этом аппетитно колышутся. Николай под столом даже залюбовался такой картиной. А удар у неё с оттяжкой, аж голова у благоверного дёргается, того гляди соскочит с плеч.
– Ты в своём уме, выродок несчастный, моего доктора бить. Он только боль в спине убрал, и тут ты, скотина, всё испортил, – приговаривает возмущённая женщина, но потом ойкает и держась за спину оседает на диван.
И уже слёзы из глаз ручьём и обида на лице – никакой Станиславский
– Вот только легче стало и опять, – сквозь боль выдавливает из себя глубоко оскорблённая женщина.
И страдание на лице настоящее, даже Николай поверил, хотя он-то наверняка знал – до «лечения» ещё дело не дошло. Растерянный муж наклоняется к «избавителю жены от боли» и протягивает руку:
– Степан.
– Николай, – отвечает «доктор» и, правильно истолковав взгляд мужа, добавляет, – Петрович.
– Ну, что разлёгся Петрович, – грозно обращается Степан, – лечи, давай.
Понимая шаткость своего положения, Николай быстро входит в роль.
– Я же говорил не вставать сорок минут после процедуры, милейшая Анна Сергеевна. Теперь рецидив. А это убирать сложнее. Степан быстро принесите масло с кухни. Любое.
Последнее произносится безапелляционно, и муж срывается с места, пытаясь загладить свою вину.
– Думаете всё? – заканчивает историю Николай Петров. – Потом этот бугай, а он примерно твоей комплекции, Паша, просит и его подлечить. И знаете, я ему на спину надавил, как меня коллега учил, а там хруст, как будто сухую ветку сломал. И боль реально прошла. Расстались лучшими друзьями.
Слушатели по-разному оценили эту историю, но высказывать своё мнение Никита не стал.
– А твои планы? – поинтересовался дядя Паша у Никиты, поскольку с приездом настоящего напарника, лимит на гостеприимство заканчивался. – Может, тебе рекомендацию выдать, да в наше депо устроишься. Курсы пару месяцев – и на секцию. Со мной будешь кататься. Коля-то скоро уже сам начальником секции станет.
– Пожалуй, мне нужно сейчас в глухую деревню где-нибудь за Уралом, пока моя история не забудется, – ответил Никита.
– Вот тут ты ошибаешься, дружище, – возразил Гмыря. Он взял яблоко со стола. – Смотри, если я спрячу его в нашем вагоне, то долго, с трудом, но всё равно его можно найти.
Никита согласился.
– А если спрячу в грузовом, где сто тысяч таких же яблок. Найдёшь его? – И дождавшись очевидной реакции, пояснил: – В Москву тебе нужно. Там и спрячешься, и опять же свою жизнь устроишь.
На ближайшей станции новые друзья договорились с начальником пассажирского поезда, следовавшего в столицу, и Никита в служебном купе отправился в новую неизвестность. Перед поездкой всё же решил позвонить Любе. До сих пор не хотелось верить в необходимость покидать родной город и прятаться. Теплилась надежда, что его фактически жена таким образом просто прикрывала свою измену.
Ответила Люба сразу. Никита почувствовал, как она испугалась, но быстро перешла на чересчур, приветливый тон:
– Ты, куда исчез, – ворковала Люба, – Я скучаю. Олеся Фёдоровна спрашивала, когда ты из рейса вернёшься. Приезжай, всё нормально, бояться нечего.
И Никита поверил: он очень хотел верить, – опасность миновала. А вполне возможно, и не было ничего, а всё это выдумки женщины, которую застали с любовником. Но следующая Любина фраза вернула все тревоги и опасения.
– Никита, это же ты сунул деньги за газовую плиту?
И вмиг улетучились все сомнения: разговор слушал тот, кто требовал от неё уговорить Никиту вернуться. А вопрос о деньгах – это её алиби.