Время гарпий
Шрифт:
— Ты про огурцы просто так говоришь? Или имеешь в виду ее сетевой ник? — деловито поинтересовалась Эрато, видя, что ее булавка тут же достигла цели. Гермес впервые не нашелся с ответом, зло ткнув кулаком жалобно заскуливший светящийся комок.
— Послушай! Ей не так много оставалось, когда ты спустил на нее свору этих идиотов, — кивнула женщина на сжавшийся светящийся комок в углу заднего сиденья.
— У нее от человеческой жизни оставалось меньше песчинок, чем даже у меня! При этом она раскрыла все их планы, они ей все на блюдечке принесли! Она же каждого прокачала и составила всю мозаику! Но попутно она выцедила всех явившихся, поинтересуйся, что стало с ними, когда твои «девочки» полакомились их душами. Знаешь, почему мне в первую очередь всегда было неприятно иметь с тобой дело?
— Ты уж совсем того… ты непроходимая дура, оказывается! — не выдержал Гермес. — Ты решила, будто сможешь заменить горгон? Ты своими «широкими возможностями» ниже пояса точно крышей съехала!
— Нет, это ты — круглый идиот! — почти склочно ответила Эрато. — Ты хоть знаешь, что ей на роду было написано всего пятьдесят два года? Она умирала! И что делаете вы? Вы даете ей возможность заплатить за все сказанное своей кровью! А сейчас ты увозишь душу человека, которого она ненавидела, не по своей воле, а всего лишь выполняя ее пожелание! Так и передай своей ледяной мамочке! Может, вернешься и постараешься эту дрянь обратно слюнями приклеить? Ах, я же забыла, что там началась большая кормежка, ты же сам туда гарпий привел! Сейчас там все ответят за бутылки шампанского, борьбу с экстремизмом, за снятые скальпы и позы лотоса… но не перед тобой, а перед ней! И тебе никогда не стать верховным божеством, потому что ты можешь только уничтожить душу. А вот она, смертная, может спасти любую душу… и… и… может быть… даже мою.
Последние слова Эрато произнесла в несвойственной ей задумчивости, и небольшая морщинка вновь пролегла между ее идеально ухоженными бровями.
— Не надо было тебе садиться с ним ко мне в машину, проваливай! Ты ведь хотел меня напугать? Тебе это удалось, считай, что я задумалась, — сказала она тихо, чувствуя крайнее опустошение.
— Только не думай, что вот эти достойны чего-то лучшего, — сказал мужчина выходя на снег в сандалиях. Эрато увидела, как снег, коснувшись его белых изящных ступней, тут же отскочил в сторону, а сандалии приподняли его над белым пушистым покровом.
— Выходи, бедолага! — крикнул он светящейся фигуре, судорожно ухватившейся за ручку двери, явно стараясь остаться в ее машине.
— Уходите отсюда, — твердо сказала Эрато, стараясь не оборачиваться и не глядеть в зеркало заднего вида. — Вам никто не поможет. Разве что… решится вместо вас отдать свою душу… Ваша жена, например? Ведь она стольким вам обязана! Они с подругой Светланкой, если не ошибаюсь, были замешены в странной гибели Светиного мужа. Согласитесь, странно, когда человек кончает жизнь самоубийством, пять раз падая с кровати на нож. А потом вы уничтожили документы о дорожно-транспортном происшествии, где был насмерть сбит человек, а ваша жена была рулем, не так ли? Неужели ваша жена не поможет вам? Нет? А ваши друзья, чьи грехи вы покрывали? Но может быть проявит понимание ваше начальство?..
Свою тираду она закончила таким криком, что сработала сигнализация у припаркованной рядом машины.
— Прекрати истерику! — осадил ее Гермес. Наклонившись к светящейся фигурке в углу заднего сидения, он почти вежливо сказал: «Выходите, дружок! Мы пересаживаемся на другой транспорт, не столь комфортный для вас».
Эрато не смогла отследить момент, когда возле него появилось отродье Подарги. Из ниоткуда возле красавца в белой шубе возникли два крылатых вороных жеребца со страшными белесыми перламутровыми глазами, абсолютно лишенными зрачков и радужной оболочки. Их светившиеся в темноте глаза выглядели особенно страшно на черной морде коней с выступавшими кривыми зубами, обметанными пеной. Эрато отвернулась, чтобы не видеть, как Гермес тащит из машины в ужасе заскулившую душу. Она с облечением хлопнула за
— Сходи в солярий, Гермес! — с кривой улыбкой крикнула из машины Эрато, глядя, как он тюком сворачивает стонущий светящийся комок, стараясь туже привязать его к седлу. В свете уличного фонаря было видно, что его руки и на полтона не отличались бледностью от лилейно-белой шубы.
— Спасибо за совет, Эрато! Но думаю, и так сойдет. А то будешь потом рассказывать, как я следую всем твоим советам, выполняя волю старшей сестры. До встречи! — сказал он, вспрыгивая в седло крылатого скакуна.
— Будь ты проклят! — прошептала Эрато, резко рванув с места в своем яркокрасном авто.
Во внезапно поднявшемся сзади снежном вихре она не смогла бы различить, как Гермес поманил пальчиком кого-то с затянутого темной мглой неба.
— Аэлло, Аэллопа! — крикнул он двум теням, кружившим над его головой. — Сейчас наша маленькая скандалистка отправится в убежище Сфейно. Проследите на ней! Она меня не интересует, мне надо уничтожить часы. Эрато говорила, сколько песка осталось у Каллиопы, она могла их видеть только у Сфейно! Уничтожьте их!
3. Сфеино
Подъезжая к дому Сфейно, Эрато еще раз поняла, до какой степени она ненавидит всю старую московскую архитектуру, напоминавшую ей самые неприятные вещи не только приверженностью к классической традиции, но и более поздними наслоениями эклектики и модерна.
Утром, припарковав машину, Эрато шла на важную встречу по Печатникову переулку мимо двух старых зданий, находившихся в запустении. Она опять увидела небольшой двухэтажный дом, украшенный затейливой лепниной и кариатидами, одна из которых в ходе «демократических преобразований» уже потеряла голову. И по личным причинам ей бы хотелось, чтобы этот «памятник архитектуры и зодчества» не торчал бы посреди переулка, а составил бы перечень навсегда утраченных шедевров зодчества с сайта «Потерянная Москва».
В начале нулевых годов этот особняк совершенно случайно оказался в руках одного ее знакомого, решившего устроить в нем комфортабельные офисы, хотя намного разумнее было бы сразу снести этот дом после ночного поджога и построить нормальное элитное жилье на семь-восемь квартир. Вслух эту идею она, конечно, не озвучивала, давно предпочитала никому не давать советов, понимая, что люди слышат лишь то, что им больше всего хочется слышать. Да и как было признаться серьезному деловому человеку, что советует ему снести особняк вовсе не потому, что он стоит на невероятно дорогом участке московской земли, а из-за… кариатид, внимательно глядевших на нее с фасада. Хотя где-то внутри себя она хорошо знала, что ни в коем случае не стоит трогать ни маскароны, ни кариатид на фасадах старых московских домов вовсе не из чувства прекрасного, а из нормального и рационального чувства самосохранения.