Время грозы
Шрифт:
Бубень сплюнул.
Что ж, подумал Максим, надо решаться. Бараном быть неохота. Да и… Не сложится — вернусь. Пусть тогда режут барана. А пока — побегаю. Сколько сил в себе найду, столько и покувыркаюсь.
Он ощутил странный подъем. И даже желудок поутих.
Может, и гроза все-таки соберется. Дня три — четыре в лесу перекантоваться…
— Пойду! К вечеру и пойду.
— Так-то, — Бубень цепко взглянул на него. — И не к вечеру — в ночь пойдешь. Чего надо на крайний случай — дам. Хлеба, сала, чаю, спирту. Спичек дам. Перо дам. Не самолучшее, но тебе сгодится, хоть сальца отпластать, хоть чикнуть кого, коль
— Спасибо, Николай, — тихо сказал Максим.
— Будьте добреньки, — ухмыльнулся смотрящий. — А вот скажи, мил человек, отчего ж это ты светишься? Прямо свербит у меня, скажи, а?
— Молнией ударило, — честно ответил Максим.
Бубень вздохнул.
— Ну, не хочешь — как хочешь. Ладно. Стало быть, ночью, как тихо сделается — подползай. А покамест — пошли-ка, Максим, в барак, все оно теплее там. Рoман тиснешь напоследок.
39. Среда, 6 октября 1999
— Почти приехали. Вон там, — Наташа указала подбородком налево, — Дальняя Елань. Максим говорил — название красивое, а на самом деле ничего особенного.
— Слава тебе Господи, — пробормотал с заднего сиденья Румянцев. — Ноги затекли. Что за прихоть — ездить на японском малолитражном корытце? Спасибо не трехколесное…
— Я ей говорил, — хохотнул Устинов, занимавший переднее пассажирское место. — Да и непатриотично же! Однако должен признать: экипаж простой, экономичный и удобный. Сзади, конечно, тесновато, прости уж, Николаша, сзади тут хорошо собаку возить. Небольшую. Да, и ты, Джек, тоже прости.
Макмиллан промолчал.
Проплыла табличка с надписью «Бабиново», и маленькая «Тойота» покатилась по оживленной неширокой улице, постепенно забиравшей вправо. Вскоре наметился уклон, Наташе пришлось даже притормаживать легонько — спускались к реке.
Вольное село Бабиново, раскинувшееся по обе стороны Оки, имело все шансы стать городом — шутка ли, семь тысяч дворов! Однако в пятьдесят седьмом году общий сход жителей постановил: Бабинову навечно оставаться селом. Домов выше двух этажей не строить, кроме Божьих, промышленности чтобы никакой, кроме молочного заводика, торгового порта не сооружать, чужого капитала не допускать.
Сход не ошибся: городок получился бы симпатичный, но заурядный, а вот село Бабиново процветало. Три церкви, семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков, Баженов и Казаков! Два рукотворных, идеально круглых пруда, от каждого ведет к реке канал, одному каналу имя Ройка, другому — Прорва, здесь упражнялся в корабельном деле то ли сам Петр Великий, то ли кто-то из его сподвижников! Так, во всяком случае, гласила легенда…
Редкой красоты излучина Оки, череда гостиниц по обоим берегам, изобилие рыбы и раков, покупай разрешение и лови! Пожелаешь — в любом трактире тебе тут же и приготовят, только разрешение это самое предъяви. Хочешь — на решетке или на жаровне испекут, хочешь — сварят, хочешь — закоптят. И пива подадут местного — свежего, вкусного, недорогого.
А можешь и сам все сделать: вот тебе жаровня, вот решетка, вот котел, а вот коптильня — коли не умеешь, покажут, что и как. Только заплати. Немного, совсем немного. И опять же — пива спроси.
Наскучили рыбалка и чревоугодие — на дельтаплане летай над рекой, красота же немыслимая, за такое денег не жалко. Или на лодочке катайся, за прокат берут до смешного мало.
По зимнему времени — подледный лов, а все остальное — то же самое. Разве что раков нет, да не поплаваешь, ни на лодочке, ни еще как. Зато на коньках можно, на лыжах, на моторных снегоходах и даже на парусных буерах.
Можно, наконец, и тягу к высокому удовлетворить: круглогодично — экскурсии по старинному селу, осмотр великолепных храмов, прогулки по Прорве и Ройке.
А все доходы — от гостиниц, от разрешений на ловлю, от трактиров, от коптилен, от пивоварен, от проката лодочек, дельтапланов и прочего, от экскурсий, от всего-всего-всего — в сельскую казну поступают. Ну, и от сбыта продукции молочного заводика — тоже.
«Тойота» въехала на широкую площадь.
— Главная площадь, — сказала Наташа, поворачивая налево. Она быстро перекрестилась на высокую барочную церковь. — Здесь, Максим говорил, у них склад, а нам дальше, вдоль реки.
— Там справа, кажется, переправа. Давай остановимся, — попросил Румянцев.
Миновали ряд причалов, остановились возле живописной паромной переправы, вышли из автомобиля.
— Там, у них, тоже парoм через Оку, — проговорила Наташа, глядя на поверхность воды. — На том берегу — видите? — еще один храм, это девятнадцатый век. Максим говорил — совсем развалины…
— Зачем паром? — спросил Макмиллан. — Почему не мост?
— Для аутентичности, — объяснил Устинов.
— Максиму, — сказала Наташа, — очень нравилось здесь. И Бабиново вообще, и вот это место особенно. Их же каждый год сюда посылали на полевые работы, и отказаться было никак нельзя. Инженеры на уборке свеклы, на сенокосе… Его это раздражало очень, тем более, что местные, он рассказывал, чуть ли не поголовно работали в Луховицах, на авиационном заводе. По утрам собирались здесь, дожидались автобусов — и туда. Бред совершенный… Но сами эти места — любил. Вот здесь, у самого причала, лежали на берегу перевернутые лодки, на них по вечерам устраивались посидеть, спокойно поговорить… выпить, конечно… Они много пили, но как-то… не безобразно…
Наташа повернулась к реке спиной.
— А вон там, — продолжила она, — сплошным рядом стояли дома, длинные, двухэтажные, потемневшие от времени, как будто в землю вросшие. Здесь тоже дома, тоже в два этажа, но яркие, видите, веселенькие, сверкают на солнце, просто праздник. А у них там — мрачновато все. Максим говорил, когда с того берега на пароме подходишь, очень впечатляло. Прошлый век, провинция, подлинная дореволюционная Россия, так ему казалось. На самом-то деле, он понимал, конечно, что это иллюзия. Но красивая. А здесь — приехал как-то сюда, специально, чтобы посмотреть… nostalgie… вернулся разочарованный… Хотела бы я побывать в Бабинове там...
— Возможно, я побываю, — обронил Макмиллан.
— Но и у нас это село занятное, — сказал Устинов. — Этакий у них тут коммунизм. Похоже на еврейские кибуцы в Палестине.
— Торгашеский коммунизм, — возразил шотландец. — Сравни с нашим, в поселениях.
— Ну, — ответил Федор, — по крайней мере, не тот псевдокоммунизм, что в мире Максима.
— Бабиновские эпизоды, сколько я помню, в роман не вошли, — заметил Румянцев.
— Не вошли, — подтвердила Наташа. — Мы их писали, но не включили. Не уместилось… Поедем, уже совсем близко. Или можно пешком. Тепло, сухо…