Время и относительность
Шрифт:
Снеговик проплыл по игровой площадке, похожий скорее на большого слизня, чем на человечка. Он стал над Ф. М. и направил на него руки. Ледяные стрелы вылетели из рук и вонзились мальчику в ноги, пробив штаны.
Ярко-красная кровь растеклась по белой площадке.
Ф. М. снова закричал, как ребёнок. Он обписялся. (Трудно ему будет поддерживать образ хулигана после того, как он обписялся на виду у всей школы. Я ему сочувствую? Ни капли.)
Бой в снежки остановился.
Снеговик замер.
Мистер Оукхёрст подошёл и спросил что случилось. Мистер Честертон пошёл за медсестрой.
– Выкладывай, Минто, –
Всхлипывая, Ф. М. указал на снеговика.
Тот сместился по площадке метра на полтора и наклонился, но руки у него уже были прижаты к бокам. На лице у него была невинная улыбка из кусочков коры, которую слепила я. Горилла не видел его ожившим.
Ф. М. не мог говорить. Он трясся от шока. Мистер Оукхёрст двумя руками схватил ноги хулигана, пытаясь остановить кровь, но при этом не касаться пятна мочи. Шайку Ф. М. как ветром сдуло.
Зазвенел звонок на урок.
– Это... это были они, сэр, – сказал Ф. М.
Я не сразу поняла, что он указывает на нас.
– Девочки? – недоверчиво сказал Горилла.
Я хотела возразить, на Джиллиан взяла меня за руку. Это было несправедливо, но она понимала, что может получиться. Если мы всё объясним, нам же будет хуже.
Пришла медсестра с бинтами и мазью. Остальные дети ушли в классы.
– Вы, малолетние преступницы, марш немедленно в кабинет директора! – сказал мистер Оукхёрст. Он посмотрел на свои измазанные кровью руки и покачал головой. – Не знаю, куда катится этот мир. Я бы понял, если бы такое отмочили парни. Но... девочки?!
Позже...
Нас наказали «задержанием». Причём не только на сегодня, а на всю неделю. Мистер Каркер назначил бы нам и больше, но дальше начнутся Пасхальные выходные. Упоминался «ремень». Если бы учителя не подозревали, что Ф. М. сам же и начинал все драки, в которых участвовал, мы бы, наверное, заработали «палку».
Джиллиан – единственная девушка в Коул Хилл, которая когда-либо зарабатывала «палку».
– Ваши родители будут поставлены в известность, – сказал директор. – Я им позвоню.
Джиллиан внезапно испугалась ещё сильнее, чем когда ожил снеговик. Сильнее, чем когда мы заходили в кабинет директора.
– Папа не берёт трубку.
Директор посмотрел на меня.
– Я живу с дедушкой.
– А у вас в доме есть телефон?
– Я его никогда не видела.
Мистер Каркер ударил линейкой по столу, словно перед ним лежала рука ученика. В его маленьком кабинете звук отдался гулким эхо.
– Ты что, юмористкой себя считаешь, Форман?!
Я не знала что сказать. Я не могла объяснить. В нашем «доме» можно найти очень много разных вещей, многие из них удивили бы большинство людей (сделанная в виде слоновьей ноги подставка для зонтов, в которой стоят африканские копья, хроно-синкластический инфундибулятор), но вот то, чему никто бы не удивился (телефон), похоже, отсутствовало. Я не могла утверждать, что у нас нет телефона, просто мне он никогда не попадался.
– Мальчик лежит в больнице. Я не потерплю шутки!
– Конечно, сэр.
Ни Джиллиан, ни я не пытались рассказать о снеговике. Со взрослыми это бесполезно. Они живут
Мистер Каркер пошёл на компромисс и дал нам запечатанные конверты, которые нужно было передать «родителям или опекунам».
– Я полагаю, что когда вы придёте домой, вас там накажут не меньше, чем в школе.
Джиллиан ничего не сказала. Если она передаст конверт отцу, то уже завтра утром будет в больнице в ещё худшем состоянии, чем Ф. М. Мы об этом никогда не говорили, но я знала это. И я поняла, что директор это тоже знает, что все знают. Он просто принимал это как факт, ничего не говоря.
– Сэр, вы не можете так поступить, – сказала я. – Папа Джиллиан тогда...
Мистер Каркер осмотрел меня, как на биологический образец:
– Что тогда, Форман?
Джиллиан тоже смотрела на меня, перепуганная, и уже с настоящей ненавистью, гораздо большей, чем когда я проболталась о нашем возрасте возле «Помпы». Даже она предпочитает принять всё как есть, согласиться на порку, но не рассказывать о том, что с ней бывало дома.
– Ничего, сэр, – сказала я, сгорая от стыда.
Позже...
Раньше меня никогда не задерживали, но я знала, что это такое. Группа учеников, обвинённых в мелких правонарушениях (т. е. недостаточных для «ремня» или «палки», но за которые мало «строк»), задерживались в школе после уроков на два часа и использовались в качестве рабской рабочей силы для выполнения грязной работы.
Среди сегодняшних задержанных был Джо Гибсон, отец которого был представителем профсоюза. Он сказал, что «задержание» – это для школы возможность сэкономить на разнорабочих. Он был ветераном «задержаний», и в основном его наказывали за то, что он спорил с учителями и ставил под сомнения школьные правила.
Команда задержанных состояла из пяти парней – все из четвёртых и пятых классов, задержанные в основном за первоапрельские шутки после полудня [12] – и нас с Джиллиан, а командовал нами Горилла Оукхёрст. Когда все остальные ученики шли по домам или к автобусным остановкам, мы должны были явиться в зал для Собраний и получить задания и инструменты.
– Я слышал, что вы отправили этого неандертальца Минто в больницу, – сказал Гибсон. – Молодцы, дамы. Кто-то должен был преподать урок этому мерзавцу.
12
В Англии первого апреля шутить принято только до полудня.
Джиллиан со мной не разговаривала.
Она много думала. О том, что я чуть не сказала директору. Это для неё было важнее, чем снеговик.
А я не могла перестать думать о снеговике, хотя от этих мыслей у меня болела голова. Это не было связано с моими обычными туманными зонами, но чем-то было похоже. Ведь от необъяснимых явлений всего один шаг до туманных зон.
Как только у Джона возникает желание поговорить о летающих тарелках, не дающих покоя ПВО, или о том, что Стоунхендж это древний космопорт, у меня тут же возникает мигрень – мозг предупреждает меня, чтобы я молчала.