Время и снова время
Шрифт:
В подвальной тишине и мраке, разреженном лучами фонариков, Стэнтону вдруг показалось, что это место и впрямь может быть вратами в иную вселенную.
Маккласки как будто читала его мысли.
– Должно получиться, – твердо сказала она. – Человечество имеет право на второй шанс. Оно заслужило двадцатый век лучше того, в котором мы родились.
– Не соглашусь, что мы его заслужили, – ответил Стэнтон, – однако сейчас искренне надеюсь, что мы его получим.
13
Завершив рекогносцировку,
– На случай, если Ньютон прав, что маловероятно, мне понадобятся ясные мозги, – пояснил он. – Не хочется путешествовать во времени навеселе.
После ужина Стэнтон оставил профессора за кофе с коньяком и поднялся к себе переодеться. Разглядывая себя в зеркале, он подумал, что охотничий наряд начала двадцатого века – гольфы, бриджи и куртка из прочного твида – в сегодняшнем Стамбуле будет выглядеть странно. Однако город этот славится костюмированными вечеринками, так что вряд ли он привлечет внимание. Затем Стэнтон проверил снаряжение в большом (основном) и малом (запасном) рюкзаках: оружие, взрывчатка, медикаменты, ноутбуки, удостоверения, большая сумма денег в разных валютах и государственных облигациях, искусно подделанных по оригинальным образцам из музеев и банковских архивов.
В десять вечера Стэнтон и Маккласки встретились в холле, сели в тот же лимузин и поехали через Галатский мост. Из-за гуляющей публики, уже заполонившей улицы, машина еле-еле ползла – потому-то и выехали с большим запасом времени.
Глядя в окошко, Стэнтон решил, что сегодня ничего не произойдет. Двадцать первый век уж слишком реален и прочен. Конец недели, город желал развлечений. В ресторанах гремела музыка, повсюду веселые, улыбчивые лица. Казалось невозможным, что вся эта яркая жизнь взахлеб вдруг исчезнет, когда часы пробьют полночь.
И вновь Маккласки как будто прочла его мысли. Видимо, они были отражением ее собственных раздумий.
– Летом 1914-го мир тоже казался как никогда прочным и незыблемым. Мол, доселе жизнь не бывала столь безопасной и устойчивой. Но мир тот испарился. За несколько коротких лет исчез бесследно. Не думаешь, что наш мир мог бы исчезнуть столь же внезапно?
– Тот мир уничтожили свинцовые пули, отравляющий газ и бризантные снаряды, – ответил Стэнтон.
– Газ. Бризантные снаряды, – повторила Маккласки. – Гравитационные сдвиги в пространстве и времени. Все физические явления на субатомном уровне. Единственный снаряд из большой пушки мог распылить любое число людей. Буквально свести их на клеточный уровень. Трансформировать материю и швырнуть ее во вселенную. Надеюсь, твои компоненты совершат менее драматичное путешествие. Несомненно, гравитация – самая постоянная сила мироздания. Она влияет абсолютно на все. С какой стати ей делать исключение
Они приближались к своей цели в непрестижном районе, и праздная толпа постепенно редела. Исчезли улыбчивые лица, беззаботные крики юных гуляк доносились издалека.
– Тишь да гладь, – пробурчала Маккласки. – Все как мы любим.
Ан нет. Едва свернули на нужную улицу, как их накрыло волной пульсирующего транса. На тротуар у недавно пустого дома ритмично накатывали потоки света.
– Твою мать! – изумилась Маккласки.
Единственный охранник был явно перепуган.
– Вы уж извините, профессор, – зачастил он, – только что нагрянули, отмечают чей-то день рождения, двадцать один год. В доме их человек двести.
– Зараза! – прошипела Маккласки. – Тусовка с переменой мест. Развлекалово. Об этом Ньютон не подумал.
– Может, вызвать полицию? – предложил охранник.
– Нет, – поспешно отказалась Маккласки. – Исключено. Нет времени. Пока то да се, пока эту кодлу вытурят… только побоища нам не хватало. Идем, Хью.
Растолкав очумелую толпу перед входом, они вошли в неузнаваемо изменившийся дом: сполохи света, пульсирующая музыка, человеческие фигуры, извивающиеся в танце или застывшие в засосе.
– Видишь, Хью, – прокричала Маккласки, – все именно так, как я говорила этим чертовым марксистам с их диалектическим материализмом! Историю творят люди. Совпадения и капризные случайности. Свора кирных тусовщиков со своим сраным днем рождения может стать причиной Великой войны и гибели Европы. Если только мы не вмешаемся. Пошли.
Маккласки прокладывала путь сквозь скопище потных тел. Как обычно, при ней была объемистая сумка. Вообще-то данный экземпляр скорее напоминал небольшой рюкзак, и она не стеснялась использовать его как таран. Стэнтон с тяжелой поклажей держался в ее кильватерном следе.
Отыскать дорогу оказалось непросто: комнаты и коридоры, увешанные плакатами и размалеванные надписями, совершенно преобразились. Но хоть было светло – сквозь разбитые окна тянулись кабели к генератору, установленному в саду.
– Здорово организовано! – проорала через плечо Маккласки. – Прямо не верится, что все это сделано после нашего визита. Такую энергию да в нужное русло, глядишь, и забыли бы про анархию.
Стэнтон ее почти не слышал. Во всех углах грохотали динамики, диджей не скупился на децибелы.
Наконец они отыскали дорогу в подвал и короткой лестницей спустились к раскуроченной двери, висевшей на одной петле. Той самой двери, которую триста лет назад заперли Ньютоновы агенты.
Надежда, что тусовка ограничилась надземной частью дома, вмиг растаяла. В подвале грохотала гулянка еще разнузданнее. За пультом осатанело приплясывал другой диджей, совершенно голый, если не считать крохотных блестящих трусов.
– Верхний парень работает в стиле драм-н-бейс, – прокричала Маккласки. – А у этого старая добрая школа хай-энерджи-транс. По мне, так полный отстой. Когда молодежь переключилась с конопли на экстази, вся музыка испоганилась.