Время иных
Шрифт:
От тёмных, источённых ветром и временем камней веяло явно ощутимым холодом. Очень близко, почти перед лицом Берущего очутился неровный провал окна, Сташ лишь мельком глянул в его сторону и сразу понял, что здесь зрение отказывает — плотный, угольно-чёрный мрак перекрывал проём не хуже шторы.
Герт и Виргон соскочили с повозки и встали за её боком, отгородившись ей от дома.
— И что дальше? — шёпотом поинтересовался переселенец. — Мы в ловушке?
Сташ напряжённо взглянул на лес, заметил суматошные тени за стволами и коротко кивнул.
— Они рядом, но близко не
— Но и не уйдут. Ведь так?
— Ты прав. Они нас не выпустят. Но сейчас мы можем спокойно здесь заночевать.
— Шутишь? — Гарт зябко передёрнул плечами. — У меня мурашки бегут по коже, словно за спиной кто-то стоит и пристально смотрит… Намного проще смотреть на этот лес даже зная, что там ждёт смерть, а этот дом… Быр-р.
Сташ вновь кивнул, но ничего не ответил. Здесь встречается прошлое и… настоящее. Здесь живёт чужая боль — трагедия, замершая на грани когда-то произошедшего кошмара и растянувшаяся сквозь века.
— Не думай об этом, — чуть слышно произнёс Берущий. — Чем больше задумываешься, тем ближе они к тебе становятся.
— Кто? — со страхом выдохнул Герт и переглянулся с Виргоном.
— Призраки.
— Э-э, что? Какие ещё призраки? Чушь всё это, не верю я в эти россказни.
— И это правильно, — Берущий шагнул ближе и хлопнул его по плечу, в сумерках вечера его глаза отливали таким же мраком, как и проёмы пустых окон дома. — Не верь. Забирайтесь в повозку, так будет надёжней. А я на крыше посторожу.
— Ты уверен? — переселенец настороженно завертел головой. Последнее солнечные лучи гасли в ветвях деревьев, погружая всё окружение в сплошную тьму. За невидимой гранью, проложенной домом из прошлого, слышалась чья-то тяжёлая поступь, хруст веток, шелест задеваемой листвы и непонятное бормотание. То, что там гримтоны сообщил Берущий, но сам Герт не знал, кто ждёт за покровом ночи, и будь его воля, он бы никогда не приблизился к этому дому. И дело здесь было даже не в том, что он слышал множество историй, как люди сходили с ума под стенами каменных исполинов, дело было в самом восприятии — дом смотрел на него, наблюдал, слушал, как живой… — Я не хочу здесь находиться!
— Не паникуй, он не причинит никому вреда, — легко прочитал его чувства Берущий. — Я две ночи провёл в таком доме.
— Что?! В самом доме? Ты хочешь сказать вот там — внутри, за его стенами? — не поверил переселенец и вновь поёжился. — Это шутка, да?
— И как оно там? — полюбопытствовал Виргон.
— Я всё ещё жив, — неопределённо ответил Сташ и легко запрыгнул на крышу повозки, заканчивая разговор.
Отец и сын лишь крепче сжали в руках оружие и подошли к двери, коротко постучали, попросили открыть. Створка слегка отворилась, наружу выглянула Милана, задала несколько вопросов о происходящем, было заметно, что она дрожит. Герт попытался её успокоить. Женщина пожаловалась, что им с дочкой нужно хоть немного пройтись и подышать воздухом, да и ужин нужно приготовить. Решать этот вопрос пришлось Сташу. Берущий разрешил им выбраться из повозки и постоять рядом, но никуда не отходить. В качестве ужина пришлось ограничиться сушёным мясом и хлебом.
Осознание, где именно они сейчас находятся,
Сташ лёг на спину, положил рядом с собой меч и посмотрел в ночное небо. С одной стороны возвышалась мрачная громада стены, а с другой стоял лес. Лес был настоящим, пусть не менее жутким и мрачным, чем дотрагивающееся своим холодом и болью прошлое, но всё же он являлся реальностью.
Это было странное ощущение. Он не хотел ни о чём думать, не хотел копаться в себе. Он смотрел на далёкие пятна тьмы, которыми казались сейчас затянувшие небо тучи и не чувствовал ничего. В памяти кружились лица родителей — они улыбались, а в их глазах светилось такое уже давно забытое счастье. Это прошлое. Его прошлое, которое никто и ничто не сможет у него отнять. Оно просто есть. Пока он помнит.
Сташ невольно закрыл глаза, пальцы сжались на рукояти меча, дыхание перехватило, внутри груди закололо. Его прошлое осталось в прошлом, а настоящее наполнено чудовищной жутью происходящего. Как Берущий он не должен об этом думать, но он перестал быть тем существом, что ставило его на одну ступень с братьями. Он больше не в Братстве. Одиночка. Изгой.
Сташ вновь взглянул вверх — в ночную тьму. Слух ловил нервную поступь охотников — настороженную, дёрганную. Им здесь не нравится, но они не отступят, они осознают, что их добыче никуда не деться. Но с этим они будут разбираться утром.
Всегда наступает утро и другой день. Но не для всех.
*********************
Её единственные пожитки остались где-то в седельной сумке, навьюченной на коня, погибшего в лесах Вартиха. Это было давно. В другой жизни. Ветс зябко поёжилась и оглянулась на столб, к которому только что была привязана. Взгляд пробежал по каменной чаше и желобу, спускающемуся к ногам скульптуры, потом скользнул по фигуре без лица и вновь обратился к той, кого данная скульптура и изображала. Судья? Бродяга? Берущая? Безжалостное, бесчувственное существо, которому всё безразлично?
Лиа стояла очень близко, её тонкие, снежно-белые пальцы теребили край собственной куртки, большие, словно бездонные глаза раз за разом осматривали зал и вновь останавливались на скульптуре. У неё не было крыльев, но от этого она не становилась менее похожей на каменное изваяние. Те же изгибы тела, та же посадка головы, даже рост тот же. А вот лицо…
— Это ты? — тихо спросила Ветс. — Они ведь тебя изобразили?
— Почему ты так решила? — голос бесчувственного монстра странного дрогнул и прозвучал хрипло.
— Я видела эту скульптуру словно во сне и тогда у неё было твоё лицо.
Лиа качнула головой, бесцветные губы разошлись в непонятной усмешке.
— Что ты о ней знаешь? — поинтересовалась она.
— Карот сказал, что эта скульптура изображает Судью, она когда-то уже приходила в наш мир и почти его уничтожила… — с невольной дрожью проговорила Ветс.
— Почти уничтожила… — эхом повторила Лиа. — Считаешь её чудовищем?
— Её? — девушка сжала кулаки, в мыслях был сумбур и неприятие происходящего. Их мир вновь гибнет? — Кто ты? Ты действительно Судья?