Время кенгуру
Шрифт:
Одновременно с Ермолаем мы заглянули в окно средней избы. Люська была там! Жену уже раздели и, чтобы не дрыгалась, связали, бросив на расстеленную кровать. Сейчас разбойники занимались тем, что разыгрывали ценный трофей в карты.
Игра была в самом разгаре, когда дверь избушки отворилась, и на пороге показались мы с Ермолаем.
— Аста ля виста, бэби, — пропел я, держа в каждой из рук по четыре дротика.
Разбойники окаменели от неожиданности. Очнулись они только тогда, когда первый из разбойников схватился за шею, проткнутую брошенным мной дротиком. Я метнул второй дротик
Я удивился, почему Люська не визжит во время этого побоища, потом заметил, что ее рот заткнут кляпом.
— Отходим, — сказал я Ермолаю, забирая голую Люську с кровати, но кляп из ее рта не вынимая. — В других избах слишком много людей. Тяжело будет справиться.
— Давай мне, барин. Мне оно привычней, — ответил Ермолай, взваливая связанную Люську через плечо. — А насчет других людей не боись. Найду им занятие.
С этими словами Ермолай вынул горящую свечу из стоящей на столе плошки и бросил в охапку сена, сваленного в углу избы. Сено вспыхнуло и зачадило.
Мы выбежали из избы и побежали в направлении леса. Ермолай нес на своем плече Люську, а я прикрывал отход оставшимися в запасе дротиками. Через пару минут разбойникам стало не до нас. Средняя изба вспыхнула почти сразу. За спинами мы слышали встревоженные вопли и проклятия. Пожар разгорелся, но это было нам на руку, потому что отблески пламени освещали дорогу, по которой мы возвращались к дирижаблю.
— Натали, спускай лестницу! — крикнул я, оказавшись вблизи воздушного судна.
Голова Натали, наблюдающей за вспыхнувшим пожаром, была хорошо видна на фоне ночного неба.
Сверху упала веревочная лестница. Ермолай поднялся на дирижабль с драгоценной ношей на плечах. Голая Люськина попа блестела при полной луне, как алмаз. Следом за Ермолаем, прихватив уцелевшие в схватке пожитки, поднялся по веревочной лестнице и я.
Натали уже вытащила из Люськиного рта кляп и теперь освобождала Люську от пут.
— Как же так? Как же так, барыня? — причитала она. — Ночи холодные. Нельзя в это время года голышом по лесу бегать.
Когда последние путы были развязаны, обнаженная Люська припала к моей груди и зарыдала:
— О, Андрэ! Что они делали! Их было семеро, и все они меня раздевали!
— Ах, барыня! — повторяла Натали. — Вы говорите, целых семеро? Лучше бы на вашем месте оказаться мне. Ах, это было бы куда лучше!
Рыдающая Люська была закутана в шерстяную накидку. Я вытянул в корзину веревочную лестницу. Ермолай мощными рывками извлек застрявшие в земле якоря, и дирижабль медленно поднялся в ночное небо.
Зарево на выселках было прекрасно видно. Средний дом уже догорал, от него занялись и крайние. Теперь крайние дома весело полыхали, а между ними метались человеческие тени.
Люська продолжала рыдать. Я вытащил из кармана эмоушер и нацепил жене на запястье. Запустил софтину. Так и есть: красных язычков практически не заметно, тогда как черные доходят до пятого
— Налей барыне стакан водки, — приказал я Натали.
Горничная исполнила.
— Пей, — сказал Люське, когда стакан оказался в ее руках.
Жена боязливо припала дрожащими губами к стакану. Я запрокинул ей голову и влил в горло все содержимое. Не отпускал до тех пор, пока не убедился: водка пролилась в желудок. Только потом отпустил. Жена страшно закашлялась. Я взглянул в айфон и убедился: черные язычки танцуют уже вместе с красными. Минут через десять от черных язычков не осталась следа: танцевали одни красные.
Ветер не был попутным, и нам с Ермолаем, несмотря на пережитые бурные приключения, пришлось сесть на весла. Мы гребли, а пьяная Люська, запрыгнув на край корзины и держась при этом за канаты, распевала:
— Из-за острова на стрежень, на простор речной волны…
Шерстяная накидка свалилась с ее плеч. Люська, голая и прекрасная, как богиня, стояла на носу дирижабля, бороздящего ночное небо, и пела старинную песню. Это было незабываемое зрелище.
Я, на следующий день
Памятуя о недавнем приключении, следующую ночевку мы устроили в чистом поле, подальше от опасной растительности.
Переночевали спокойно, без происшествий. Утром, перед отлетом, я обнаружил, что нападение разбойников все же имело некоторые неприятные последствия, а именно: первертор оказался попорчен. Проломилась решетка, из которой выползала розовая жидкость, позднее формировавшаяся в кенгуру.
Я похолодел. А что если я не смогу больше вызывать кенгуру?! Вселенная в опасности, в самом скором времени она будет демонтирована!
Следовало немедленно проверить действие первертора. По этой причине я отложил отлет дирижабля, сообщив, что намерен прогуляться.
— Возьми меня с собой, Андрэ, — попросилась Люська.
— Нет-нет, — отказался я. — Мне необходимо поработать над одной очень важной проблемой. Я бы взял тебя с собой, любимая, но ты мне помешаешь. Поверь, это очень важная проблема.
Проблема была в самом деле важна: спасение вселенной!
Отойдя на безопасное расстояние — а им оказался скрытый от любопытных глаз овражек, — я вытащил из кармана первертор и еще раз осмотрел. Увы, решетка проломлена. Оставалось надеяться, что на вытекании жидкости это не скажется.
Я положил первертор на камешек, включил кнопку и на всякий случай отошел подальше.
Из первертора принялась вытекать розовая субстанция. Сначала я подумал, что процесс проходит нормально, но затем усомнился. На выходе субстанция начала пузыриться и поменяла цвет с розового на малиновый. Что-то начало формироваться, но это что-то не вполне походило на кенгуру. От греха подальше я спрятался за кусты репейника и принялся наблюдать.
Розовая — точнее, розово-малиновая — субстанция вытекла из первертора и приступила к формированию. Точнее, это я думал, что приступит, но субстанция не спешила. Вытянувшись во всю длину, субстанция задрожала, словно испытывала желудочные колики, затем на передней части субстанции прорезались глаза и пасть — вовсе не кенгуриная.