Время кобольда
Шрифт:
– Они сказали, что я страдаю заслуженно. Когда память вернётся, то осознаю, какая я мерзость перед Господом и прочее бла-бла-бла.
– Ты, я вижу, не очень-то прониклась?
– Судя по всему, Господь, в великой мудрости своей, сотворил меня атеисткой. А вы кто такие?
– Если верить фанерным харям, то я обладатель самого скучного и унылого ада в истории мироздания. А эти личности, вероятно, должны усугублять мои страдания, но даже на это не способны. Если это и правда заслуженное посмертие, то я, наверное, был сторожем в
– Ты что, тоже не помнишь, как сюда попал?
– Никто не помнит.
– Зараза! Я-то думала, меня к вечеру осенит. Наврали фанерные?
– И да, и нет. Вспомнишь, но только здешнюю жизнь. В прошлый раз ты мне кое-что рассказывала, хотя и немного. Мне помогают записи, когда их читаешь, всё вспоминается гораздо быстрее. Ещё они рассказывают, – кивнул я на Натаху с Сэкиль. – Но эти и соврать могут.
– Да ладно, Кэп! – покраснела Натаха. – Один раз всего и было. И мы больше не будем!
– А кто они тебе? – негритянка с интересом оглядела женщин.
– Всё сложно, – вздохнул я.
***
Остаток дня прошел в праздности. Мы доели остаток столовских котлет, понятия не имея, что будем есть дальше. Я отчего-то уверен, что нам не суждена здесь смерть от голода, а значит, «Будет день – будет пища». Абуто то сидела, то лежала на матрасе, вставая с него только в туалет. Судя по тому, что час от часу мрачнела – что-то ей вспоминалось.
Сэкиль с Натахой, к моему удивлению, о чём-то тихо треплются, как лучшие подруги. Взгляды, которые они бросают на негритянку, наводили меня на некоторые подозрения о природе такого внезапного союза. Сэмми на неё тоже поглядывает, возможно, собираясь при случае предложить сеанс расовой солидарности. Но не подкатывает, что-то другое его беспокоит.
– Кэп, отойдём на минутку? – решился негр.
– Давай.
Мы кинули в угол два матраса и сели там, набрав максимально возможную в сложившихся условиях дистанцию.
– Кэп, тут такое дело… Если меня накроет, как прошлой ночью, ты меня лучше пристрели. Не хочу ещё раз такое пережить.
– Сэмми, не могу оценить ужас случившегося, может, он и заслуживает эвтаназии при рецидиве, но ты не по адресу. Меня же обнулит в полночь, и я ничего про тебя не вспомню. Это тебе к Натахе. Она тебя голыми руками удавит, чтобы патрон не тратить. Хозяйственная!
– Чёрт, ну да, точно. А каково тебе, когда тебя сбрасывает?
– Без понятия. Я же не помню. Опытным путем выяснено, что в эти моменты меня лучше не трогать.
– Да, ты вчера отжёг, конечно… Ладно, извини за беспокойство.
Сэмми поднялся с матраса и пошёл к Натахе. Видимо, с той же просьбой. Судя по жестам, вдохновил в основном Сэкиль. Она показала ему недомеч, предлагая себя в качестве дежурного эвтаназиолога. А я уполз в свой угол и завалился там, свернувшись калачиком и не думая ни о чём. Почему-то тут мне спокойно, как нигде. Ощущение не столько защищенности, сколько
***
Не знаю, сколько я так провалялся. Из пустого глазения в стенку меня вывела Абуто. Пришла, присела рядом.
– Можно?
– Что-то вспомнила?
– В основном – трубу и цепи. День за днём. Некоторые подробности моего содержания в этом состоянии. В основном, физиологического свойства, которые лучше бы не вспоминать. Остальное – очень смутно. Похоже, фанерные хари подвесили меня давно, и память постепенно затёрлась. Но нас с тобой я всё же вспомнила.
– Вспомнира? А теперь забудь! – сказала решительная Сэкиль.
– У него уже есть мы! – добавила Натаха.
– Его постель была свободна, – примирительно сказала негритянка.
– А это не твоё деро!
– Постель не главное, – отрезала Натаха, – мы друзья.
– И мы за него горро порвем всяким… Натаса, как это срово?
– Прошмандовкам!
– Просмандовкам, да!
– Мы тебе не доверяем. Ты ещё не рассказала, кто убил Константина!
– Какого ещё Константина?
– Кровь которого нашли в твоей комнате, а тело – в душе!
– Без горовы!
– Стоп… Помолчите… – озадачилась Абуто. – После… э…
– Да все слышали, после чего, не утруждайся! – поторопила её Натаха.
– Я сразу ушла, чтобы меня не отключило в чужой постели. Пошла в душ, думала успею ополоснуться и дойти до комнаты, но дошла только в душевую. Открыла дверь, и…
– Сто «и»?
– Отключилась. Дальше не помню. Следующий день начался снова с цепи и фанерных харь.
– Как удобно! – возмутилась Натаха. – Тут помню, тут не помню…
– Хватит, – остановил её я. – По времени совпадает. Меня тоже обресетило почти сразу, как она ушла. Думаю, это синхронный процесс.
– Ты иди, иди отсюда, чёрная женщина. Вон, там ещё один такой же, можешь с ним шашни крутить. А от Кэпа отстань, ему отдохнуть надо. Да, Кэп?
Натаха присела на корточки, штаны опасно затрещали швами. Заглянула в глаза взглядом преданной собаки.
– Натах, я сам разберусь, ладно? Спасибо тебе, Абуто, что рассказала.
– Не за что. Не так уж много я вспомнила. Но кое-что вспомнить было приятно! – она подмигнула взбешённой Натахе, поднялась и ушла.
– Вот прошмандовка! – сказала та в сердцах.
– Отставить бабские разборки.
– Есть, Кэп!
– Есть, Кэп-сама!
– Но мы ей не верим!
– Совсем не верим!
– И будем охранять твой сон!
– Как самураи своего даймё!
Я устроился в углу и наскоро записал события уходящего дня. Увы, вопросов в рукописи прибавилось, а ответов – нет. Мои «самураи» задрыхли раньше меня, так что пришлось их растолкать, чтобы улечься. От Натахи пахнет потом и она храпит. От Сэкиль пахнет горько, и она дышит во сне беззвучно. Не знаю, чем заняты негритянка и Сэмми, их не слышно.