Время контакта
Шрифт:
Он чувствовал, будто внутри него весит огромная гиря, которая с каждым днем становилась все тяжелее, буквально от всего: от новой даты на календаре, неумолимо приближающей день мести, от спрятанного за пазухой пистолета, но больше всего от непонятного взгляда старьевщика. Каждый раз, когда Лен забирал в лавке пистолет, он ловил на себе этот взгляд Эндрю, наполненный смесью обреченности и сочувствия. С их первой встречи Эндрю практически не разговаривал с Леном. Когда Лен входил в магазин, торговец молча принимал у него деньги, так же молча, если надо отсчитывал сдачу и молча же
Однако сегодня, в ответ на пожелание доброго дня, вместо недоброго молчания старьевщика, Лен вдруг услышал: «Вряд ли день сегодня будет добрый. Я слышал, погода будет неважнецкая».
От неожиданности Осборн перестал запихивать пистолет за пазуху:
— Я смотрел метеосайты. Обещали ясный день, да и сейчас на небе ни облачка…
— Не знаю, не знаю. Мне мои кости подсказывают, что будет буря. Да и дышится сегодня не легко. Не лучшее время для прогулок, — старик дрожащей рукой медленно перебирал полученные от Лена деньги, словно готовился тут же их вернуть, по первому требованию хозяина.
Лен почувствовал, как висевшая внутри него гиря наливается новой тяжестью, ноги вдруг приросли к полу: «Нет, я должен… и будь что будет», — пронеслось в голове.
— Нет, я должен… надо отработать еще пару приемов, — произнес он вслух и вышел на улицу.
Но узкий темный переулок, где находилась лавка, будто покрылся вязкой слизью. Ноги будто налились свинцом и отказывались идти. На глаза наползла пелена. Каменные стены домов стали студенистыми, словно желе, и грозили сползти прямо Лену на голову. И все же Осборн собрался и через двадцать минут почти благополучно добрался до улицы, ведущей к его тиру. Почти, потому, что перед самым выходом на улицу он попал ногой в незакрытое ливневое отверстие и сильно потянул лодыжку. Но, не успел он сделать по улице и десятка шагов, как в полусотне метрах впереди, опустился полицейский автомобиль. Вместе с ним у Лена опустилась душа. Противно защемило под ложечкой.
«Старик был прав. Не стоило…», — подумал Лен, развернулся, быстро зашел в переулок, подбежал к ливневке, повернулся спиной к ближайшему сканеру, опустился на четвереньки, вытащил пистолет и бросил его в сточную канаву. Спасибо жандармерии, все заняло секунду — другую. Тряпка, в которую он был, завернут, осталась у Лена в руках. На глазах у влетевших в переулок полицейских, Осборн поджег тряпку, сунул ее в ливневый колодец и стал ею там размахивать, делая вид, что пытается что-то разглядеть на дне колодца.
Горящую тряпку он держал долго. Пока не получил по голове. Сначала подлетевшие полицейские заломили ему левую руку и пытались за нее оттащить Осборна от колодца. Не получилось. Тогда один, по-видимому, самый здоровый или самый догадливый, хватанул Лена за правое предплечье и потащил строптивого парня на себя. Лен дернул плечом, но руку с горящей тряпкой не вытащил. Здоровый взбеленился и врезал кулаком Осборну по затылку — тот обмяк, рука разжалась, и лоскут в медленном огненном вихре заскользил на дно ливневки. Когда Лена
Пришел в себя Лен, в камере. Да, это была типичная камера, в этом Лен не сомневался. Узкие двухэтажные пластиковые нары у сырой шершавой стены. Где-то высоко тускло светится и мигает потолок. В узкой щели между нарами и соседней стенкой втиснута тумбочка, на ней груда пластиковой посуды. Рядом с массивной дверью — параша.
«Да уж влип. Что делать? Какого рожна им нужно, а главное, кто сдал?» — эти вопросы мучили Осборна, пока он оглядывал комнату. Впрочем, долго мучиться ему не пришлось. Не прошло и десяти минут, как дверь камеры отошла в сторону, — на пороге стоял капрал:
— Задержанный, встать! — проорал он. — Руки за спину! Выйти из камеры! — полицейский дождался пока Осборн выйдет из камеры, ткнул его дубинкой в спину и проорал, — Лицом к стене! Руки за спину!
Запястья стянули наручники, в шею впилась игла инъектора.
— По коридору — марш! — скомандовал капрал.
Лен медленно побрел по тускло освещенному коридору. После того как они миновали два поста охраны, капрал привел его к небольшой, чуть выше человеческого роста двери, очень похожей на еще одну дверь в камеру.
— Лицом к стене, — в очередной раз скомандовал капрал.
Это была допросная. Посреди почти темной комнаты стоял массивный стол. Со стороны Лена стоял привинченный к полу стул. На столе стояла древняя лампа и как положено светила в сторону привинченного стула. С другой стороны, располагался длинный худой мужик в наглухо застегнутом плаще и шляпе, надвинутой на брови. Он медленно раскачивался на стуле, при этом руки держал в карманах. Смотрел на Осборна — взгляд его ничего не выражал.
«Ууу как смотрит! Как рыба» — подумал Лен. Капрал пихнул Осборна на привинченный стул и вышел. Лен поерзал на стуле, прикрылся ладонью от света лампы и вызывающе бросил:
— Ну.
Длинный продолжал молча смотреть и раскачиваться. Прошло минут пять, Лен устав ждать реакции длинного хотел, было уже встать и выйти. Вдруг дверь открылась (Лен это почувствовал по движению воздуха) и в допросную вошел кто — то еще.
— Меня зовут следователь Койт, — представился вошедший, обошел Лена и уселся на край стола, не дожидаясь реакции, продолжил:
— Вы задержаны по подозрению в незаконном хранении и использовании оружия, а также в подготовке убийства. Чтобы сэкономить ваше и мое время сразу скажу, что по первому пункту вам грозит от пяти до семи лет, а по второму от пятнадцати до двадцати лет каторжных работ.
— Ни хрена себе! — заорал Лен, — Теперь я так понимаю, вы ждете от меня помощи следствию и собираетесь добавить, что раскаяние смягчает наказание? Но в чем мне раскаиваться? Что я совершил? Какие доказательства вы можете мне предъявить? Нет у вас ничего на меня! … — Лен как заправский сиделец, разорялся в том же духе еще добрых четверть часа.