Время красного дракона
Шрифт:
— Все вы пресмыкающиеся, ящеры! — вспыхнула гневом Лена.
— Вот и слетела с нее маска! — визгнула Лещинская. В деканате разговор был коротким:
— Возьмите свои документы. И больше здесь не появляйтесь.
Лена дерзила:
— Этот институт — вовсе не институт, а инкубатор по выпуску подлецов, идеологических инвалидов и негодяев от патриотизма!
Жулешкова хрустнула пальцами:
— Еще вчера вы имели другое мнение. Бедная страна, где люди меняют свои взгляды, как носовые платки. Я не разделяю ваших воззрений и абсолютно не приемлю
Из квартиры Лену Коровину и Эмму Беккер выселяли в один день. После ареста мужа — Виктора Калмыкова — Эмма не падала духом, не паниковала:
— Виктора освободят. Он же у меня патриот. Произошла какая-то ошибка. Да и твой Гришка — горлан, коммунист. Все хорошо будет, Леночка.
Квартиры Коровиных и Калмыковых были в одном подъезде, на одном этаже. Выселяли их днем, не таясь. Матафонов вытолкнул Эмму в кухонном халатике:
— Пшла, жидовка! Не пузыри гляделками. Все твое имущество конфисковано. Дуй, пока не пнул под зад.
И Лену выгнали в одном платье, не позволили взять даже полушалок и поношенное демисезонное пальтишко, ключи от квартиры отобрали.
— А куда мне пойти? — заикалась Лена, обращаясь к сержанту.
— Нас энто, милая, не касается, — беззлобно ответил Матафонов. — Скажи слава богу, што тебя самуе не загребли.
Сержант отдал Леночке только куклу. Не понравилась она Матафонову. Большая деревянная кукла.
— Ты, гляжу, затежелелая. Кукла тебе пригодится, возьми. А все другое отдать — нету у меня прав.
Куклу вырезал из березового полена Григорий. Руки и ноги у нее были укреплены подвижными шарнирами, которые управлялись хитроумным пружинным механизмом. Полешко Гриша внутри высверлил, там скрывалась машина из часовых шестеренок, пружин и рычагов. Кукла по росту — выше табурета. Она при заводе ключом ходила, опираясь на трость, подволакивая по очереди то одну, то другую ногу. У куклы открывался и закрывался рот, моргали глаза, поворачивалась голова, украшенная шляпой-цилиндром. Кукла напоминала Трубочиста, была похожа на него. Но именно к этому и стремился Коровин, когда вырезал куклу, раскрашивал ее, шил для нее одежду и обувку.
Леночке очень нравилась эта кукла, и когда Гриша бывал на работе, она заводила деревянного Трубочиста, любовалась и даже разговаривала с ним. С Ильей Бродягиным, живым Трубочистом, Коровины дружбу не водили. Лена вообще не знала его. Да и Гриша встречался с ним всего три-четыре раза, на сеансах — в мастерской у Мухиной. Трудно сказать, почему Коровин вырезал из березового полешка именно Трубочиста, а не какую-нибудь другую фигуру. Может быть, он просто казался забавным. А возможно, действовали силы иррациональные.
Лена вышла из подъезда с куклой. Над городом сгущались тучи, падали редкие, крупные капли дождя. На балкончике соседнего дома сидела в шелковом цветастом халате Жулешкова. Мордехай Шмель подавал ей чай на подносе, истекая истомой. Они посмотрели на Лену с утонченным, интеллигентным злорадством.
— Разве я виновата перед ними? Разве я им делала зло? Почему они меня
Деревянный Трубочист повернул голову, глянул на балкончик, где чаевничали Жулешкова и Шмель.
— Они рождены для зависти, ненависти, глумливого мельтешения. В них тлеет черный огонь, — шепнул Трубочист Леночке.
Лена не удивилась, что с ней заговорила кукла. Она думала о другом. Ей обостренно захотелось увидеть вместо Шмеля и Жулешковой два черных, обугленных трупа. Трубочист вскинул к небу свою игрушечную тросточку:
— Я исполню твое желание!
И в этот миг раздался электрический треск, ветвистая молния из лохматого облака ударила в балкончик, где сюсюкались Жулешкова и Шмель. Они вспыхнули синим пламенем, забились конвульсивно, хватаясь друг за друга. Душераздирающие вопли их заглушил грохот грома. И через несколько секунд на балкончике задымились в страшных позах два обгоревших трупа. Фарфоровые чашки с блюдцами упали на тротуар, разбились.
— Что ты натворил? Я не просила тебя делать зло. Я только подумала! Оживи их, если сможешь! — затормошила Лена куклу.
Деревянный Трубочист поймал тросточкой синюю струйку хлынувшего дождя, скрутил ее в клубок и бросил на балкон, где смрадили два мертвых тела. Трупы поднялись, отряхнулись, метнулись испуганно через балконную дверь в свою квартиру. На город обрушился ливень, сто молний и сто громов. Прохожие скрывались от ливня под навесами и в подъездах, старушки крестились при каждом раскате грома. А босоногие девчонки и мальчишки прыгали под струями дождя, кричали от восторга. Они были счастливы от ливня, детства, шлепанья босыми ногами по лужам. Счастливы — от своих веснушек, съеденной краюхи черного хлеба, от незнания — сколько в мире зла и жестокости.
Стайку мальчишек и девчонок привлекала блаженная, идущая под проливным дождем посреди улицы с куклой в руках. Дети никогда не видели такой большой и забавной куклы. Она вертела головой, взмахивала тросточкой, подмигивала.
Приютила Лену бабка Коровина.
— Мож, с работы-то не уволют? — спрашивала она.
— Велено завтра явиться за расчетом, — всхлипывала Лена.
Порошин помог Леночке записаться на прием в военюристу, приехавшему из Челябинска. Запрещалось это инструкцией, но Порошин уговорил начальство:
— Она не верит ничему. Надо убедить ее фактами, чтобы в народе о нас не говорили плохо.
Военный прокурор 85-й стрелковой дивизии не любил Магнитку, боялся этого города суеверно. Лысенький, усталый, он был невезучим в жизни. И не помнил ни одного приезда в этот город, приезда, который обошелся бы без наваждений и приключений. То портфель украдут, то суп с тараканами поднесут, то призраком перепугают. Вчера вечером прокурор вышел из ресторана, а навстречу ему — Ленин. В лохмотьях, одна штанина по колено оторвана. Но сомнений не могло быть — Владимир Ильич. Военюрист попятился, хотел крикнуть на помощь милиционера, но голос пропал, из горла вырвался сип. Ноги дрожали.