Время красного дракона
Шрифт:
Нет, Ленин не изменил своего мнения: партия — это ум, честь и совесть эпохи. Как мало все-таки осталось настоящих коммунистов. Когда-то умница Мартов воскликнул: «В России только два коммуниста — Ленин и Коллонтай!» А теперь? Владимир Ильич начал вспоминать своих друзей, знакомых. Все настоящие коммунисты сидели в тюрьме: и татарин-водовоз Ахмет, и портной Штырцкобер, и художник-фантазер Трубочист. Слава богу, режим у них не строгий, и они изредка появляются в городе, заходят в гости. Ленин жил в заброшенной землянке на пятом участке возле горы Магнитной. У него часто ночевали бродяги
Одежду и деньги в землянку Владимира Ильича принесли — племянница Эсера Верочка Телегина и подросток Гераська Ермошкин. Черноокая девушка с косой была очаровательна и жива, она очень понравилась Ленину. И он, оказывая ей внимание, в знак особого уважения протер влажной тряпкой свою единственную галошу. Верочке вождь мирового пролетариата тоже пришелся по душе, она не могла оторвать глаз от его зажиточной левой ноги, пообещала подарить сапоги дедовы. Но Владимир Ильич отказался принять пожертвование.
— Мне так лучше, удобнее. Одной ногой, которая в галоше, я стою как бы в капитализме. Другая нога, которая в лапте, создает безусловную предпосылку для победы мировой революции.
— А где ваша Надежда Константиновна? — спросила Верочка.
— Я живу без Надежды! — патетически воскликнул Ленин. — Я потерял Надежду!
— Но вы еще крепкий мужчина. Если бы у вас была жена, она бы ухаживала за вами, навела бы порядок в землянке.
— Женщины ко мне относятся хорошо, не жалуюсь. Познакомился я как-то в НКВД с московской скульптуршей — Мухиной. Она мне дала сто рублей. Прекрасная женщина!
— А других знакомых женщин у вас нет?
— Есть одна: Партина Ухватова. Но она психически больна. Мне неудобно с ней общаться. Что скажет народ? Ленин якшается с дурочкой. Нет, это подорвет мой авторитет.
— Я бы не сказала, что Партина Ухватова психически больна.
— Что вы миленькая?! Она страдает политической маниакальностью. Да, пришла ко мне, понимаете ночью, тайно, укутав лицо платком. Мол, меня взамуж все равно никто не возьмет по причине страхолюдной физиономии. А я, мол, хочу иметь ребеночка. А раз уж ребеночка, то не простого, а похожего на Ленина! Так и сказала: «Я мечтаю родить Лениненка». Какой ужас, мадмуазель! Какая пошлость! Политическая маниакальность — и никакого достоинства. За кого она меня принимает? А вы-то хоть знаете, кто я?
— Вы Владимир Ильич Ленин. Вас все знают.
— Народ ко мне относится хорошо?
— Люди вас жалеют. Люди все понимают.
— Жалость я не принимаю, мадмуазель. Но прекрасно, что люди все понимают! Мне было так приятно с вами побеседовать. В следующий раз к вашему приходу я намажу свою галошу вазелином. Я заметил, что она вам понравилась. Целую вашу ручку, до свиданья!
После отправки
— Как вас зовут? Вы по какому вопросу ко мне?
— Я Груня Ермошкина. Пришла по сугубо личному вопросу.
— По личным вопросам я принимаю в понедельник, с пяти вечера до семи. Так что — извините!
— Но у меня вопрос не совсем личный.
— Хорошо, я слушаю вас.
— Как мне найти Григория Коровина?
— Миленькая, Коровин перешел на нелегальное положение. Вам известен пароль для конспиративной встречи?
— Какой пароль?
— Ах, вы ничего не знаете о пароле? А как вы попали ко мне? Кто дал вам адрес моей конспиративной квартиры?
— Гераська, братишка мой.
— И по какому вопросу вам необходимо встретиться с Коровиным?
— Я люблю его.
— Но вы же еще совсем ребенок, девочка... Вам, по-моему, нет и пятнадцати лет. Вам надо еще — учиться, учиться и учиться!
Груня Ермошкина действительно была давно влюблена в Гришу Коровина, но Владимир Ильич выставил девочку за порог землянки. Ленин шел по утреннему городу, вспоминая о Верочке Телегиной, о Груне Ермошкиной, прижимая к груди газетный кулек с едой, добытой так удачливо на помойке. Проходя мимо горкома партии, он плюнул некультурно в его сторону. На площади Заводоуправления вождь мирового пролетариата остановился у памятника. На постаменте возвышался Иосиф Виссарионович Сталин.
— Здравствуй, Иосиф, — сказал с ехидством Ленин.
— Здравствуйте, Владимир Ильич, — ответил бронзовый истукан.
— Стоишь?
— Стою.
— Крепко держишься?
— Пока не шатаюсь.
— Ты же, нахал, мое место занял.
— Каждый в этой жизни на своем месте. Вас мы не обижаем, Владимир Ильич. Возле каждой помойки ваш памятник или бюст.
— Слазь, Иосиф, я морду тебе набью.
— Ми, руськие, только это и умеем делать.
— Иосиф, ты преступник.
— Идите, Владимир Ильич, в свой мавзолей и лежите там смирно. Иначе привлечем к ответственности за бродяжничество.
— Почему ты, Иосиф, уничтожил цвет партии, моих соратников?
— Они могли сместить меня, расколоть партию, посеять смуту в стране.
— Но ты, Иосиф, уничтожаешь народ.
— Что вы имеете в виду, Владимир Ильич? Согласно марксизму и вашему учению у нас ко всем явлениям — классовый подход. Какой же класс пострадал больше всего?
— Крестьянство, Иосиф.
— Вы, Владимир Ильич, всегда ненавидели крестьян. Вспомним ваши слова: «Мы стояли, стоим и будем стоять в прямой гражданской войне с кулаками». Том-38, страница-145.
— Иосиф, в России было 24,5 миллиона крестьянских хозяйств. Из них 15 миллионов — середняцких, 8,5 — бедняцких. И всего один миллион — кулацких. А ты репрессировал, раскулачил, расстрелял, загнал в тюрьмы и переселил 10 миллионов. Ты же разорил и оставил без хлеба всю страну. Поголовье скота упало катастрофически!
— У нас были ошибки, перегибы, головокружение от успехов. Но ошибки ми по мере возможности исправляем. Государство наше монолитно.
— Какой ценой, Иосиф? И единство на штыках — шатко!