Время красного дракона
Шрифт:
— Свобода! Она нас примет радостно у выхода, и братья отдадут саблю нам, как сказал русский поэт Пушкин. Окей! — метался по вагончику Майкл.
Отец Никодим читал псалом:
— Воспламенилось сердце мое во мне, в мыслях моих возгорелся огонь.
— Неужели опять революция? — акцентил по-прибалтийски Даргайс.
Держиморда взломал запор арестантского вагончика. Гришка Коровин откатил гремуче дверь. И перед узниками открылся мир с разлапистыми соснами, солнцем, цветущим разнотравьем прилесья, ржанием возбужденных коней. Бандиты
— Выходите! — скомандовал Эсер, гарцуя на чалой кобыле, поблескивая очками-пенсне.
Первым из вагона выпрыгнул Майкл:
— Виват ковбоям! Свобода! Сэнкью!
Порошин не мог отвести глаз от девицы с полузакрытым ликом. Конечно же, это была она — Вера Телегина. Боже, зачем она связалась с бандой? Это же путь к смерти, неотвратимой погибели. Государственная машина может раздавить с легкостью тысячу таких банд. А Эсер красовался:
— Господа! Мы освобождали вас, рискуя своими жизнями. Мы потеряли четырех бойцов за свободу, но принесли вам волю. Вы можете разойтись по желанию — кто куда. Однако подумайте: всех вас переловят по одиночке. Я предлагаю вам вступить в ряды нашей освободительной армии. Да, сегодня нас мало. Но завтра будут сотни, тысячи. Народ доведен коммунистами до нищеты и отчаяния. В каждой второй семье кто-то арестован, расстрелян. Кто же спасет наш народ, нашу Россию? Мы готовы вручить вам в руки оружие. Кто из вас пойдет с моим отрядом?
— Я готов получить винчестер! Да здравствует воля! Окей! Как говорят русские! — радовался Майкл, принимая из рук Держиморды оружие.
Вторым к бандитам шагнул отец Никодим, но от винтовки он отказался:
— Мое оружие — слово божье.
Пушков сообразил, что можно вступить в банду с умыслом, с оперативными целями. Потом на мятежников легче будет навести карательный отряд, разгромить их.
— Я согласен, — вышел вперед Пушков.
— Кто еще? — спросил Эсер.
Вступать в банду никто не хотел.
— Не густо, — скривился Держиморда.
Эсер посмотрел пристально на Пушкова. Почему он, хотя и уволенный из НКВД, работавший начальником цеха на заводе, арестованный, вероятно, по навету, присоединяется к отряду восставших? Высмотрит, разнюхает и предаст, чтобы выслужиться, купить себе прощение, свободу.
— Тебя, Пушков, мы сейчас проверим, — подмигнул Эсер Держиморде. — У твоих ног валяется раненый красноармеец. Ты докажи свою искренность, казни его: вспори ему брюхо ножом, выколи глаза.
Держиморда с братьями отволокли раненого бойца от полотна железной дороги к лесу. Красноармейца подняли и привязали к сосне. Эсер бросил офицерский кортик:
— Иди, приведи приговор в исполнение.
Пушков заколебался:
— Я так не могу, дайте мне револьвер, я его пристрелю.
Эсер кивнул Держиморде:
— Дай ему винт с одним патроном.
Бандиты сунули в руки
— Неужели выстрелит? — смотрел с презрением Порошин на Пушкова.
Пушков подошел к бойцу вплотную, зашептал:
— Я выстрелю мимо, а ты сникни, притворись мертвым.
Эсер сверкнул глазами ястребино:
— Отойди, не хитри!
Пушкову показалось, что красноармеец понял его, моргнул в знак согласия. Но боец не расслышал шепота, он мучился от раны в живот, истекал кровью. Пушков отошел на пять шагов, прицелился мимо, выстрелил. Эсер спрыгнул с коня, подошел к мученику. Красноармеец открыл глаза, застонал:
— Добейте, прошу, добейте.
Эсер выстрелил в упор из маузера, повернулся к Пушкову:
— Хорошо, Пушков, что ты записался в нашу освободительную армию. Но почему ты выстрелил красноармейцу в живот, а не в сердце? Жестокость методов НКВД мы не приемлем. Подумай над этим, Пушков. Ты был когда-то заместителем начальника НКВД. Теперь ты наш боец. Мы отпускаем тебя на свободу с особым заданием: для организации конспиративных явок.
Эсер говорил нарочито громко и отчетливо, чтобы все слышали, какое высокое доверие оказано бывшему заместителю начальника НКВД. Вера Телегина подошла к Эсеру.
— Серафим, отведи в сторону Аркадия. Мне потребно поговорить с ним.
Эсер поманил пальцем Порошина:
— Молодой человек, с вами желает побеседовать мадам. А я не буду мешать вам.
Держиморда отобрал у Пушкова винтовку, прогундосил:
— Беги в лес, быстро, а то всажу пулю промеж лопаток.
— Дай ему деньжат на первый случай, — распорядился Эсер.
— Обойдется, — отмахнулся Держиморда.
Пушков пробежал метров сто, упал, залег в моховую ямку, выглянул, наблюдая, чем закончится для остальных встреча с бандитами. Порошин подошел к девице с полузакрытым лицом, но их разговора никто не слышал.
— Здравствуй, Аркаша.
— Здравствуй, Веронька.
— Надо бежать, Аркаша.
— Я не могу пойти на это, Вера. Ведь я еще не осужден. Может быть, я как-нибудь выкручусь. Понимаешь? У меня есть шанс, надежда. А если я подамся в бега, все потеряю. И зачем ты, Вера, связалась с этой бандой?
— Я с ними не связана.
— Как ты к ним попала?
— Вчера узнала случайно от Серафима, что готовятся они напасть на арестантский вагон.
— Где ты могла встретить Серафима?
— В городе, Аркаша.
— Он ходит по городу?
— Серафим часто ходит по городу. Он же переодевается в старуху. Ковыляет себе с бадажком старушенцией горбатой.
— Почему ты знаешь Серафима?
— Он мой родственник, Аркаша. Он мне как отец.
— Вера, таких родственников иметь опасно.
— Я от родственников не отрекусь, Аркаша.
— Как там наша Дуняша?
— Девочка-чудо.
Эсер в это время разговаривал с арестантами, наседал на поэта Василия Макарова:
— Почему не идешь с нами? Тебя ведь расстреляют или сгноят в лагере.