Время льда и огня
Шрифт:
— Минут через двадцать будем на месте, — сипя, объявила Норма.
— Так быстро? — спросил недоверчивый Наймарк.
— Да. Мы идем навстречу Галакси, к точке пересечения орбит. Уже скоро…
Я встал и прошелся по рубке — полтора шага туда, полтора сюда, больше размеры рубки не позволяли. Гудели двигатели. Через стеклянную перегородку (тот же светофильтр) видны были силуэты команды — три человека, спокойно расположившиеся у рулевого пульта и сосредоточившие внимание на приближающемся гиганте, материнском корабле. Да-а, отсюда уже не убежишь, вдруг подумалось мне с внезапной тоской, это тюрьма похлеще Радиатора.
Между
— Держись за что-нибудь. Невесомость. Сейчас будем входить в шлюз, в гнездо.
— Вижу, у тебя большой опыт по этой части… И сколько раз ты входила в это гнездо? Не единожды, сознайся!
— Сознаюсь, — ответила Норма с некоторой гордостью, как мне показалось.
Громада спутника закрывала полнеба; на модуле включили двигатели, чтобы приноровиться к движению Галакси, уравнять скорости, и как-то незаметно мы оказались над центральным узлом, откуда выходили радиальные лучи. Теперь уже было видно, что это не тоненькие нитеподобные перепоночки, а мощные, метров десять в диаметре, трубы с равномерными рядами иллюминаторов; они соединялись с огромными то ли баками, то ли газгольдерами… Но тут, перекрывая поле зрения, надвинулась какая-то широченная металлическая стена, вся сплошь в пятнах свежей окалины; раздался приглушенный лязг, модуль дернулся и стал. Мы пришвартовались к Галакси.
Команда в соседней рубке всплыла над пультом и, хватаясь за поручни, открыла лючок в днище. Затем все тот же стрелок заглянул к нам и предложил выходить. И мы, цепляясь, точно павианы, за крючки, вделанные в стены (как я понял, исключительно с этой целью), подолгу зависая в воздухе, пробрались наконец сквозь узкое горло шлюза и вышли на гладкую металлическую поверхность взлетной площадки.
Вернее, сами выбрались мы с Наймарком, а девушку нашу буквально выдернули из люка и закружили в объятьях (благо невесомость) какие-то бородачи в облегающих цветных костюмах, какие-то девицы в строгом белом и даже несколько детишек — все они явились встречать Норму. И пока шла эта патетическая сцена встречи, мы с Наймарком неловко стояли, вернее, пытались сохранять вертикальное положение возле стенки: крайне неприятное ощущение создает эта невесомость для людей, еще только час назад обремененных всяческими тяжестями и опасностями. Наконец цветной клубок встречающих потихоньку распался, и улыбающаяся, растрепанная Норма подплыла к нам.
— А это мои друзья, — и она представила нас.
Мужчины одарили меня и нашего ветерана короткими испытующими взглядами, девушки смотрели повнимательнее, особенно на меня; ну да я и сам не слишком заинтересовался бы двумя оборванцами, которых милости ради взяли на борт. Я только с удовлетворением отметил, что королевские апартаменты в клинике и особенно роскошная ванная комната обеспечили нам сравнительно пристойный внешний вид и вполне сносное качество бритья.
Бородачи церемонно поклонились и, указывая путь, повели, вернее, отбуксировали нас к лифту. Я заметил, что местные ходят безо всяких затруднений, как и полагается людям, а не мухам, — как выяснилось, благодаря эластичным подошвам с присосками. У лифта встречающая свита нас оставила,
— Дома — после всего! Дома — даже не верится…
Я смотрел на Норму во все глаза, я еще никогда не видел ее такой счастливой. Глаза ее сияли и глядели как бы сквозь меня, затем остановились на мне и сфокусировались.
— Да, Петр, вот еще что… Здесь нельзя показывать, что мы с тобой в каких-то особых отношениях, это не примут так просто. Всему свое время. Когда ты врастешь в этот мир…
Наймарк деликатно отвернулся, а я просто опешил. А как мне вести себя с нею — как с незнакомой? И что это за предложение? «Когда врастешь в этот мир…» Да, может, я вовсе и не собирался в него врастать, у меня есть свой, по меньшей мере не хуже…
Лифт остановился, и мы вышли. Здесь Норма опять претерпела от встречающих, но тут их было поменьше, да и многие по делу. В частности, нас с Наймарком тут же взял под свою опеку учтивый немногословный юноша-паж (так я назвал его мысленно), тогда как Норму триумфально потащили в ее каюту.
— А нам на мужской ярус, — с легким акцентом в пиджин выговорил паж. С легким акцентом! Я поправил сам себя: это мой пиджин для них с акцентом, они-то уверены, что говорят безукоризненно. Теперь только я понял, отчего меня с самого начала так смущала слишком правильная речь Нормы, — ей, наверное, немалых трудов стоило избавиться от этого недостатка.
Цепляясь за поручень, мы со стариной Элом кое-как одолели два марша крутого металлического трапа — пока паж вежливо и терпеливо ждал нас на верхней площадке, — затем протащились еще несколько метров по узенькому, на двоих, пластиковому коридору и наконец ввалились, вплыли в любезно распахнутую перед нами дверь.
— Устраивайтесь, я скоро опять подойду. — И паж исчез.
— Уф-ф-ф-ф!
Крохотная каютка на две койки, откидной столик под иллюминатором, шкафчик-ниша в стене для одежды — и все.
— В клинике туалет и то был больше…
— Петр, вы что, хотите туда вернуться?
Я попытался представить себе, что сейчас творится там, в безрадостной морозной мгле, и поежился:
— Нет, не хочу… Смотрите, Эл, нам оставлена одежда!
Действительно, в стенной нише лежали два комплекта, два костюма такого же образца, что и на всех аборигенах мужского пола. Кстати, а как их именовать? Какое имя они себе выбрали? Небось что-нибудь горделивое — не на уровне «ночников», я думаю. Предположения мои прервал Наймарк:
— Взгляните в окно, Петр. Великолепно, не так ли?
Он по старинке назвал иллюминатор окном. Я выглянул. По правде говоря, увиденное меня не впечатлило — за трехслойным стеклом царил хаос труб и ферм, и лишь в правом верхнем углу медленно проползал уменьшенный тысячекратно ландшафт гористой пустыни. Именно от этого лоскутка исходил свет такой неимоверной силы, что от него одного будто бы даже сюда доходил нестерпимый жар. Хотя старину Наймарка восхитило совсем не зрелище Земли с расстояния в полтысячи километров, а как раз это хитросплетение стали — в нем он узрел пафос инженерной мысли. На мой взгляд, особенно восхищаться было нечем: конструкции, издали представлявшиеся идеально чистенькими и четкими, вблизи поражали ржавчиной, грубостью сварки, вообще создавалось такое впечатление, что спутник собирали впопыхах, в неимоверной спешке.