Время линкоров
Шрифт:
— Тогда иной разговор будет, лишь бы Степан Осипович нашим доводам внял, — подытожил Эссен и посмотрел на вражеские корабли — одни медленно приближались, другая половина начала ощутимо отставать. И он с усмешкой произнес, поблескивая глазами:
— Сейчас посмотрим, какие из них «бегуны» на небольшой волне. Поднимите сигнал — «держать ход девятнадцать узлов»!
Отдав приказ Эссен спокойно смотрел на вражеские корабли, которые продолжали настойчиво преследовать русскую эскадру. Спустя полчаса стало очевидно, что держать такую скорость японцы не смогут, хотя и «Россия» шла на пределе своих возможностей, густо дымя всеми четырьмя трубами. «Коджон» тоже еле поспевал, хотя больше половины команды на нем были немцы. «Громобой» и особенно «Баян» шли более уверенно, как и оба линкора. А вот для «Рюрика» и «Георгия Победоносца» 19 узлов
— Противник не стал зарываться, думал, что долго преследовать нас будут. Но нет, когда убедились, что не догнать, сразу отвернули. Хотя их «ибуки» могли прибавить ход, даже вырвались вперед, но их придержали приказом. А жаль — можно было им хорошую взбучку устроить.
Эссен отпил горячего чая, прислушался к турбинам — те мерно рокотали. Линейные крейсера возвращались обратно, вряд ли японцы ожидают столь дерзкого нападения, ведь они видели долгое бегство русских. За стеклом иллюминатора серая предрассветная муть, через несколько часов будет Нагасаки, порт которого в отместку за Владивосток обстреляют с дальней дистанции. Идущие в набег вместе с ними легкие турбинные крейсера «Витязь» и «Рында», уверенно набиравшие 25 узлов, перетопят всякую «мелкую живность» — так русские моряки именовали каботажные пароходы и шхуны, а при случае и канонерские лодки с эсминцами. Но то будет после рассвета, просто Николаю Оттовичу не спалось, и, подремав пару часов на диване, он решил побаловать себя горячим чаем, обычным, не «адмиральским», в который всегда щедро добавляли ароматного коньяку. Вот только успел сделать первый глоток, как по линейному крейсеру разнесся звонкий ревун тревоги, тут же продублированный боцманскими дудками. И сотни моряков моментально сбросили с себя липкую паутину тревожного сна, никто, понятное дело, не раздевался, да и спали вполглаза, несмотря на усталость — все прекрасно знали, что начнется с утра, когда главный калибр начнет бить по еле видимому городу на побережье ненавистных островов. И сейчас офицеры и нижние чины разбегались по постам согласно боевому расписанию, а Эссен поднялся по трапу наверх, в боевую рубку из своей походной каюты, маленького «пенала» в носовой надстройке. Там было необычайно оживленно, а Бахирев, вглядываясь в предрассветную муть в оптику бинокля, беззвучно шевелил губами, и чуть притоптывал ногой от возбуждения.
— Что случилось, Михаил Коронатович?!
— Сами посмотрите, ваше превосходительство — я своим глазам не поверил, думал мираж! Это надо же — услышал господь мои молитвы! Церковь на хуторе у отца поставлю, все продам, но обет выполню! На «Георгии» уже «побудка» прошла — там готовы!
В руках Эссена тут же оказался бинокль, и адмирал, прищурив глаза, стал всматриваться в муть. В первые секунды ничего не увидел, кроме «светлячков», но потом разглядел контуры низкобортного корабля с тремя трубами и маленькими орудийными башнями. Корабль шел с включенными ходовыми огнями, а за ним тянулись еще два похожих силуэта, и все трехтрубные. И тут Эссена пробрало — даже дышать стало трудно. Именно о таком случае он долго мечтал, много раз представлял его, как десятки других морских офицеров, и вот оно — не во сне, а наяву.
— Все сбережения отдам, да всем отрядом на такое скинемся — тут без божьей помощи не обошлось. Свели нас, наконец-то…
Голос у адмирала охрип, внизу башни пришли в движение, хищно поведя длинными стволами, уставились на идущую совсем рядом вожделенную цель. Вернее три цели, но бить можно было только по одной, прекрасно понимая, что с десяти кабельтовых 283 мм мощные германские пушки проломят семидюймовую гарвеевскую броню пояса, и единственное, что снаряды не смогут преодолеть, так плиты в 14 дюймов, что прикрывали боевую рубку флагманского «Идзумо».
Вот так встреча, какая «приятная встреча» — японцев случайно настигли буквально на «пороге» их собственного дома, и такой случай упускать никак нельзя. «Рюрик» ведь один сильнее всех трех врагов, а следом еще идет «Георгий», где также спешно уже приготовились к бою…
Так уходил в бессмертие броненосный крейсер «Рюрик» ведя 1 августа 1904 года неравный бой с вражеской эскадрой до последнего снаряда…
Глава 22
Броненосный
— Так его, Михаил Коронатович, забить паршивца!
Эссен впал в неистовство, как и многие его офицеры и матросы. Ведь нет слаще для военного моряка картины, когда он собственными глазами видит, как взрываются крупнокалиберные снаряды на вражеском корабле, как разгораются там пожары. И будто в лихорадке стреляют твои пушки, делая залп за залпом, и каждый из них убийственно точен. И запах сгоревшего пороха будоражит кровь, и просыпается древний инстинкт, что напрочь сдирает привнесенный воспитанием культурный лоск — «убей врага»!
Японские броненосные крейсера столкнулись с самым опасным для себя врагом, которого трудно представить — линейными крейсерами. Против брони последних бесполезны многочисленные шестидюймовые пушки, которыми были утыканы «асамоиды», и по образному выражению, их 40 кг снаряды могли лишь «оцарапать краску на плитах». С десяти кабельтовых 203 мм пушки уже наносили определенный ущерб, их 112 кг снаряды пробили верхний пояс «Рюрика» и попали в надстройку, но это было только два взрыва, которых добился «Якумо», введя в действие обе башни. А вот флагманский «Идзумо» вообще не успел открыть огонь, когда на него из предрассветных сумерек обрушился шквал 303 кг снарядов русского линкора.
Не ожидали самураи встретить врага на «пороге собственного дома», за что и поплатились. Впрочем, даже будь они готовы к бою, итог был бы тот же, слишком несопоставимы были силы. Ведь против дюжины 203 мм пушек, на всех «асамоидах» сообща, меньше 14 центнеров стали и взрывчатки в залпе, русские имели по восемь 283 мм и 240 мм орудий, или 42 центнера — втрое больше. Итог был бы все равно закономерен, начнись классический бой, только сейчас схватка продолжалась едва четверть часа.
Флагманскому «Идзумо» хватило четырех полных залпов, причем в корабль попало не менее десятка снарядов, опасных даже для большого броненосца. Последний из них проломил броню подбашенного отделения, где дожидались приказа на открытие огня уложенные снаряды — предусмотрительные японцы всегда старались иметь запас под рукой, так как подача из погреба была медленной. А потому скорострельность они считали важнее того риска, которым являлось подобное «складирование» боезапаса. И впервые за две войне все произошло согласно поговорке — «сколько веревочке не виться, а кончик будет». Вернее полный конец!
Снаряды ведь имели «начинку» из шимозы, и мало того что эта взрывчатка «капризна», так она вообще не переносит подобное «грубое обращение», как разрыв девяти килограммов тротила. И произошла детонация, а как иначе — взорвались все снаряды, и в башне, и в подбашенном отделении, и в погребе. Чудовищный взрыв буквально «испарил» всю носовую оконечность, и не прошло минуты, как «Идзумо» исчез с поверхности моря, будьто корабля вообще не было в помине.
Капитан 1 ранга Бахирев тут же приказал немедленно перенести огонь на «Якумо», который уже начал отстреливаться. И на этом его сопротивление практически закончилось — слишком короткой оказалась дистанция между противоборствующими сторонами. И что сквернее всего, броневые плиты, которыми немцы старались прикрыть все уязвимые места, сыграли в судьбе этого корабля скверную штуку. Ведь будь борт не бронирован, взрыватели бы не успевали взвестись, и снаряд бы прошибал корабль навылет, взрываясь потом над морем. А так пробивая тонкий лист брони, взрыватель срабатывал в «утробе», и разрыв приносил чудовищные повреждения. И что самое чудовищное, так это град снарядов с самой короткой дистанции — все же восемь скорострельных орудий крупного калибра это два прежних броненосца.