Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2
Шрифт:
Помню, к той поре приехал к нам Анастас Иванович Микоян и пробыл у нас день или два. Он приехал для организации заготовки хлеба. "Вот, Сталин послал меня за хлебом. Давай этим заниматься", говорит мне. Пока мы разбирались, какие есть возможности по заготовке (а мы послали людей на места еще до приезда Микояна), немцы стали угрожать Киеву. Обыватели, которые уже возвратились в Киев, не хотели вновь попасть к ним в лапы. Началось их бегство из Киева. Но это быстро прошло: наши войска справились с делом, задержали противника, так что ему не удалось выбросить нас вторично из Киева. Анастас Иванович попросил меня показать, откуда наши войска освобождали Киев. Я ему: "Давай, поедем туда. Это займет 35 минут". Приехали мы. Я ему показал, где были расположены войска противника, где наши войска, артиллерийские позиции, показал и наши землянки. Он зашел на командный пункт, огляделся и спрашивает: "А где же был противник?". "Да вон там". "Так это же очень близко". "Да, зато мы противника не только чувствовали на расстоянии, а и видели". Теперь он более конкретно представлял себе, как мы наступали на Киев. Потом вернулись к дороге. Вообще-то мы не съезжали с шоссе, чтобы не наскочить на какую-нибудь глупую мину. Когда подъехали к Пуще Водице, к лесу, глянул он туда, где раньше был молодой сосняк, так тот буквально был выкошен. Говорю: "Это все выкосила наша артиллерия". Как будто какие-то люди шли
От нас Микоян поехал в Полтаву, потому что Полтава - это хлебный район, западная же часть Украины еще оставалась в руках противника, там велись бои и было не до хлеба, там вопросы решались пулеметами, артиллерией и авиацией, а на левом берегу Днепра уже можно было вести заготовку хлеба. Правда, в низовье Днепра, в районе Херсона, Толбухин еще не перешел за Днепр [255] . Вот такая сложилась обстановка на конец 1943 года. Все фронтовые бойцы и все патриоты в тылу переживали радость побед, освобождения родной земли. Уже не было вопроса, будем ли мы в Берлине или не будем. Существовала абсолютная уверенность, что мы не только разобьем противника, но и добьем его. Военные всерьез поговаривали: "А вот я хотел бы стать комендантом Берлина". Кандидатов было довольно-таки много. И все люди, которые так именовали себя, были достойны того, они поистине выстрадали такое почетное назначение.
255
Херсон оставался под вражеской оккупацией до конца 1943 г.
Некоторые военные могут сказать, что Хрущев пользуется невоенной терминологией. Да, я не военный человек, потому и пользуюсь народной терминологией. Могут сказать "выстрадали" - такое слово не подходит. Но я считаю, что все люди, и военные, и невоенные, страдают на войне, поэтому данное слово уместно. Мне очень нравилась откровенность Жукова в такого рода вопросах. Когда мне с ним приходилось бывать на фронте и когда он попадал в опасное положение, то очень возмущался теми, кто ставил его в это положение, ругался и говорил: "Боюсь! Черт его знает, ведь убьют. Убьют, сволочи, а я боюсь, не хочу, чтобы меня убили". И я здесь не вижу ничего унизительного для такого сугубо военного человека, как Жуков. Это - человеческое чувство. Одно дело - поддаться страху, и другое - правильно оценивать опасность и не подставлять, как говорил Чапаев, свой дурацкий лоб под дурацкую пулю врага. Тут разные понятия. Поэтому я и говорю, что война приносит страдания людям. Страдает и тот, кто воюет, и тот, кто не воюет. Поэтому, когда мы пошли вперед, мы радовались тому, что война идет к концу, что близится этот конец, что враг будет разбит, страна наша будет избавлена от фашистского нашествия и торжество наше обеспечено.
В моей памяти отложился еще один эпизод военных действий того времени. После того как сопротивление противника западнее Киева было сломлено, завязались тяжелые бои юго-западнее Киева и северо-восточнее Умани. Это происходило на стыке двух фронтов: 1-го Украинского и Степного (2-го Украинского). Последним командовал Иван Степанович Конев [256] . В результате боев там была окружена довольно большая немецкая группировка. Она заняла круговую оборону и упорно сопротивлялась. Тогда Ставкой было поручено двум фронтам, 1-му и 2-му Украинским, разгромить эту группировку и не допустить прорыва немцев на запад. Помню, как тогда Ватутин сказал мне, что это ответственное задание и что он собирается выехать в войска. Говорю: "Я тоже с вами поеду". Поехали. Была большая распутица, но кое-где встречались и заносы. Стояли дни, когда сразу бывают оттепели и снегопады. До Белой Церкви мы летели, а оттуда с трудом добирались к нашим войскам, взявшим в кольцо окруженную группировку врага. Мы, собственно, направлялись в танковую армию, которой в то время командовал генерал Кравченко [257] .
256
КОНЕВ И.С. командовал войсками Степного фронта с июля 1943 г. до октября 1943 г., после чего этот фронт был переименован во 2-й Украинский.
257
Это была 6-я танковая армия. Генерал-лейтенант танковых войск КРАВЧЕНКО А.Г. командовал ею с января 1944 г. по сентябрь 1945 г.
Я уже говорил о нем раньше. Он командовал под Киевом танковым корпусом неполного состава, а потом получил более высокое назначение, и ему дали танковую армию. Мы с трудом добрались до штаба танковой армии, где встретились с Кравченко. Членом военного совета у него был Туманян [258] , как я позже узнал - родственник жены А.И.Микояна. Я не знал Туманяна до того. Он произвел на меня хорошее впечатление. Развернулись упорные бои. Противник отчаянно оборонялся и все время предпринимал попытки прорваться на запад. В конце концов каким-то силам окруженной группировки удалось все же прорваться. Они буквально валом валили: их косили, насколько могли, всеми средствами уничтожения, но какая-то часть их прорвалась. В окружении оказалось также много гражданских лиц - наших, советских людей, мужчин и женщин разных возрастов. Когда немецкая группировка отходила, она захватывала украинцев с собой и угоняла их на запад. Потом мы видели, как в метель и ветер эти обессиленные люди возвращались на восток, откуда они были угнаны. Жуткая осталась в моей памяти картина. Сталин тогда рассвирепел в связи с тем, что вражеская группировка была уничтожена не целиком. Имело, конечно, большое значение, как представить доклад Сталину, умение доложить.
258
Генерал-лейтенант ТУМАНЯН Г.Л.
Ватутин был по характеру человеком очень скромным и добропорядочным, он не мог ничего приукрасить и не мог свалить на кого-то вину, чтобы выгородить себя или показать себя в каком-то лучшем свете за счет принижения других. Такая порядочность Ватутина была всем известна, и мне это очень нравилось. Но она не всегда является хорошим спутником карьеры человека, который обладает хорошими качествами. Все хвалят и ценят его на словах, однако не всегда следуют этому хорошему и доброму примеру. И сложилось так, что Сталин взбесился против Ватутина. Получилось, что именно чуть ли не Ватутин виноват в том, что не вся группировка немцев была уничтожена. И это сказалось на карьере Ватутина. Он получил чувствительный для военного человека укол: за успех под Корсунь-Шевченковским маршальское звание было вскоре присвоено Коневу, а Ватутин остался генералом армии и умер генералом армии. Я никогда не говорил с Ватутиным на эту тему, считая это ненужным. Это было все равно как подсыпать соли на больную рану, и я никогда не поднимал вопроса, почему Ватутин был тогда обойден в
259
Это было сделано в 1965 г.
Разгром немецкой группировки произвел очень большое впечатление. Вся мировая пресса писала об этом. Помню, как в тот район приехали наши и иностранные корреспонденты. Они знакомились с результатами разгрома группировки. Среди убитых был найден труп немецкого генерал-полковника. Тогда много писали об этом западные корреспонденты, подчеркивая, что, когда был найден труп этого генерала, на пальце у него было обнаружено золотое кольцо. Этот факт корреспонденты особенно подчеркивали: осталось даже золотое кольцо! Это было им непонятно. Ведь во всех армиях мира было сильно развито мародерство. Например, под Сталинградом трупы немецких солдат раздевали догола. Тоже не волки, конечно, их раздевали! Ясно кто, если с них сняли штаны. Мародеры сняли. Были это гражданские лица или военные? Думаю, что, к сожалению, могли так поступить и те, и другие. Закончился разгром большой немецкой группировки, что потребовало от наших войск много упорства и времени. Мы вернулись в Киев. Сейчас уже не помню, может быть, я вернулся в Киев, а Ватутин отправился в штаб фронта, который располагался западнее. Наверное, так, поскольку я один возвращался в Киев, это мне хорошо помнится. Проехал Белую Церковь, дальше ехать было невозможно, потому что на полпути к Киеву заносами была совершенно забита дорога. Валил снег, и дальше я пробиться не смог. Решил заночевать в ближайшем селе. Нашел первую попавшуюся хату. Постучались. Уже наступила ночь. Ответил женский голос, нам открыли дверь. Я зашел с товарищами, которые меня сопровождали, и сказал, что хотел бы до утра побыть в вашей хате. Женщина был одна с ребенком, сынишкой лет восьми. Хата была похуже прибрана, чем обычно встречается в украинских хатах, чистеньких и беленьких. Тут дом был ниже того среднего уровня чистоты и опрятности, который существовал там обычно. Говорю: "Разрешите переночевать". Она: "Пожалуйста, пожалуйста, будь ласка" (отвечала только по-украински). Я ей не отрекомендовался, не назвал себя, потому что мы только что освободили эти районы, и я еще не знал, что тут за люди. Зашел просто какой-то военный в генеральской форме, и она приняла меня именно как военного. Мы покушали (у нас было свое, что покушать) и ее угостили.
Потом она разговорилась и рассказала мне о таком, чего я не знал. Когда немцы наступали здесь в 1941 г., то прижился у них в селе один красноармеец. Когда еще стояло много советских войск, он питался на общей красноармейской кухне, а когда советские войска отступили, остался, и все узнали, что это был бандеровец, националист. Он стал комендантом и рассказывал, что он прошел какие-то курсы на Западе, где его и других обучали и немцы, и украинцы-бандеровцы. Его доставили самолетом и сбросили на парашюте значительно раньше, чем отошли советские войска, у этого села. До поры до времени он скрывался в поле, в картофеле. Она рассказывала и о жизни под врагом, но бытовые вопросы не представляли особого интереса. Зато интересно, что немцы ко всему этому готовились заранее. Они, это мы и раньше знали, снюхались с бандеровцами. Бандеровцы были для них поставщиками агентуры: давали людей, которых выбрасывали на парашютах в тыл наших войск, и заранее распределяли, кто станет комендантом и в каком селе. Этот "красноармеец" ожидал, когда в село вступят немецкие войска. Тут он сразу явился (как это и произошло) и доложил, что комендант уже на месте и приступил с исполнению своих обязанностей. Крестьянка сказала: "Дюже поганый был человек". Ну, и я не сомневался, что это поганые люди. Мы, говорит, поняли по его выговору, что этот человек с Западной Украины: "Вин не так размовлял, як наши, киевски украинци". Одним словом, это был засланный человек из рядов той агентуры Бандеры, которая пошла в услужение к Гитлеру. Бандера в то время верил, что Гитлер "освободит" Украину и там будет создано украинское национальное правительство, Украина станет независимой от Москвы, самостийной.
Но все эти мечты были развеяны Гитлером. Показал он им самостийну Украину! На деле гитлеровцы никаких правительственных украинских органов не создавали, а назначали своих управителей и комендантов. После освобождения нами Киева националисты начали ставить себя в оппозиционное положение по отношению к гитлеровцам. Все это свидетельствует о том, что Гитлер настолько был убежден, что победа ему обеспечена, что ни в каких местных сателлитах или каких-то союзниках, хотя бы националистах, заклятых врагах социалистического строя, не нуждался. Он считал, что все будет решено немецким оружием. Поэтому - все для немцев, все должно быть подчинено немцам, в том числе украинские националисты. Они должны знать свое место, а судьбу Украины будет определять фашистское руководство. ЦК КП(б)У и правительство УССР в то время находились в Харькове. Как только мы освободили Харьков, сразу приступили к воссозданию советских и партийных органов. Были заняты необходимые помещения и временно укомплектованы ЦК КП(б)У и Совет Народных Комиссаров Украины техническим персоналом.
Развернулась работа по налаживанию жизнедеятельности республики. Много мне приходилось тогда разъезжать. С осени 1943 г. я бывал попеременно и в Харькове, и в Киеве. Спустя некоторое время я поставил вопрос перед Москвой и Сталиным о том, что правительство Украины надо перевести в Киев. Мне тоже было бы удобнее находиться поближе к линии фронта, так как я время от времени выезжал во фронтовой штаб проинформироваться о положении дел, узнать, как движутся военные дела. Не помню сейчас, в каком месяце, но мы перебрались в Киев. Некоторые лица в Киеве чувствовали себя еще плохо: немцы частенько летали над городом, особенно разведывательные самолеты. Бомбили же Киев мало, подвергли только очень сильной бомбардировке железнодорожную станцию Дарница. Немцы оставили много шпионов, и, когда 1-й Польский корпус [260] эшелонами переправлялся на западный берег Днепра, они сильно его бомбили. Может быть, они и не знали, что это польские войска, потому что любые войска, которые переправлялись или концентрировались, они подвергали бомбежке. Реже бывали случаи, когда они сбрасывали бомбы на город. Обычно летали через Киев на Дарницу; Дарница лежит на левом берегу Днепра возле Киева. Поэтому взрывы и пожары в ней освещали Киево-Печерскую лавру. Полеты вражеских самолетов через Киев нервировали киевлян. Конечно, этому чувству поддавались и те люди, которые работали в ЦК партии и Совнаркоме УССР. Помню, как вдруг приехали ко мне военные и докладывают: "Надо создать в Киеве подземный командный пункт". Я не понял их и говорю: "Зачем нам сейчас здесь подземный командный пункт, когда фронт удаляется на запад и мы уверены, что враг не вернется к Киеву?" Мне отвечают: "Есть приказ. Давайте выберем подходящее место".
260
С мая по август 1943 г. это была 1-я Польская дивизия им. Т.Костюшко. Затем до марта 1944 г. это соединение называлось 1-м Польским корпусом. Далее существовала 1-я Польская армия. В июле 1944 г. она слилась с Армией Людовой в Войско Польское, состоявшее из двух армий.