Время моей Жизни

Ахерн Сесилия

— Но я — теряю тебя.

— Ты меня только-только нашла.

Он был прав, я это знала. И ни романтика, ни физическое влечение здесь абсолютно ни при чем.

— Я тебя еще когда-нибудь увижу?

— Да, конечно, в следующий раз, как устроишь бардак из своей жизни. Значит, мы очень скоро увидимся!

— Ну ладно, брось ты.

— Чего? Я пошутил. А в принципе я буду тебя навещать время от времени, если ты не против.

Я покачала головой, не в силах найти слова.

— Ты же знаешь, где мой офис, правда? Значит, можешь зайти ко мне в любой момент.

Я кивнула. Сжала зубы, чтобы слезы, стоявшие на подходе, не хлынули рекой.

— Я

пришел помочь и помог. А если я теперь останусь, то буду лишь зря под ногами путаться.

— Ты не будешь зря путаться.

— Буду, — мягко возразил он. — У тебя дома места ни для кого, кроме тебя и дивана, нету.

Я попыталась рассмеяться и не сумела.

— Спасибо тебе, Люси. Ты помогла мне определиться, правда.

Я шмыгнула носом и отвела глаза. Если я погляжу на него, то разрыдаюсь без удержу. Лучше буду смотреть на его ботинки. Новенькие, начищенные, сверкающие ботинки.

— Все, давай. Мы не прощаемся, мы говорим «до свидания».

Он чмокнул меня в макушку, и я прижалась к его груди, где сердце билось так же быстро, как мое.

— Я не уйду, пока ты благополучно не зайдешь внутрь. Иди уже.

И я пошла — каждый шаг гулким эхом отдавался в ночи. У меня не хватило духу обернуться в дверях, я боялась, что слезы польются ручьем.

Мистер Пэн сонно поглядел на меня из своей корзинки и вновь тихо задремал, радуясь, что я дома. Он не знал того, что знала я, — наша мирная жизнь в маленькой радужной оболочке закончена, нашему уютному одиночеству конец. Он уедет отсюда. И я, возможно, тоже. Но не стану же я плакать из-за расставания с котом, в самом деле. Или из жалости к себе. Я сильная, я умница, я справлюсь. Мне только и надо, что залезть под пуховое одеяло, но это так трудно, так невозможно — ведь некому расстегнуть мне молнию на платье, а как же я лягу спать одетая? Жизни нет, никто мне не поможет. Я попыталась выбраться из платья наружу, я потела и пыхтела, силясь ухватить застежку молнии, но все без толку. Никого, чтобы протянуть мне руку помощи. Никого. Я абсолютно, совершенно одна.

И в платье, из которого я не могла выбраться, я легла в свою постель. И расплакалась.

Глава тридцатая

Я провела в кровати неделю — по крайней мере, мне так показалось, но на самом деле не больше четырех дней, что тоже неплохо. Наутро после дня рождения я дождалась, когда из-за двери Клэр начали раздаваться какие-то звуки, и тогда постучалась к ней, чтобы она помогла мне расстегнуть наконец молнию. На стук вышел ее муж — в трусах и с взлохмаченными волосами, — и я догадалась, что Клэр тоже решилась расстаться с прошлым и Конор стал воспоминанием.

Жизнь не появлялся на пороге в неурочное время, не падали на свежечищеный ковер плотные конверты с тремя спиралями. Зато друзья завалили меня сообщениями. Приглашали встретиться, просили прощения, словно решили наверстать упущенное и порадоваться новообретенной искренности отношений. Я не игнорировала их, нет, но честно отвечала, что хочу побыть одна, хочу немножко еще посидеть в своем мыльном пузыре, и это была правда. Мама забрала Мистера Пэна в Глендалох, и, хоть я скучала по нему, было ясно, что там коту несравненно лучше. Да и выбор невелик: либо с мамой — в холе и неге, либо со мной — под мостом в картонной коробке. Я занялась весенней уборкой, и, как оно всегда бывает с уборками, в процессе обнаружились кучи ненужных вещей. Но того, что осталось, все же явно многовато для тележки

бездомного бродяги.

Пару раз я вышла в магазин, чтобы купить еды. Той, которую надо готовить, а не просто греть в микроволновке. Мне пришлось вспомнить, что нормальную еду делают загодя, а не в ту секунду, когда желудок сжимают голодные спазмы. В качестве завершающих штрихов по наведению красоты я вымыла резиновые сапоги, три года хранившие на себе грязь от летнего фестиваля, а еще накупила лимонов с лаймами и положила в небольшую вазу — дружеский привет даме из глянцевого журнала. Мне пока не хотелось искать себе работу, потому что я не чувствовала своего призвания, не знала — помимо малореальной мечты о сладкарне, — к чему у меня лежит душа. Но все равно, мыслила я теперь в нужном направлении. И не сомневалась, что появится такая работа, которая будет меня радовать, а также позволит оплачивать счета. Прогресс. Однако подарочные деньги скоро кончатся, так что соображать и искать надо побыстрее. Строго говоря, их хватит лишь на то, чтобы оплатить квартиру за следующий месяц.

Я вспомнила, что Жизнь дал мне газету с объявлениями, и решила туда заглянуть. Куда же я ее засунула, интересно? Не выкинула, точно. Газета нашлась на буфете, и, едва глянув на страницу, я увидела обведенный красным фломастером квадратик. Это было объявление, но не о работе, а о поиске соседа для аренды квартиры. Меня огорчило, что Жизнь таким образом дал понять, будто мне пора выметаться из своей студии, а ведь он отлично знает — я нежно ее полюбила. Сердито отбросив газету, я фыркнула, а потом призадумалась. Нет, дело не в квартире, Жизнь хотел сказать мне нечто другое. Я прочла объявление еще раз. И еще. Да, я все правильно поняла. Губы у меня невольно расползлись до ушей, а потом сложились в трубочку — я послала Жизни нежный воздушный поцелуй. Выдрала из газеты страницу и пошла одеваться.

Выскочив из автобуса, я огляделась и почти сразу заметила фургон с красным ковром на крыше. Усмехнулась — вот он, автомобиль супергероя, — и достала карманное зеркальце. Две минуты, и я готова. Ноги слегка ватные, но отступать некуда. Я позвонила в домофон.

— Да? — отозвался запыхавшийся Дон.

— Здвасьте, — прошепелявила я, — эт' по объявлению.

— Какому объявлению?

— Навщет квавтивы.

— А. Погодите… я не… а вы кто?

— Мы по телефону вазговавивали.

— Когда?

— На той неделе.

— Вы, наверное, с Томом говорили. Человека, с которым вы общались, звали Том?

Я старалась не засмеяться, слыша, как он мысленно проклинает Тома.

— Эт' тот павень, фто съешшает с девушкой?

— Да, — сердито сказал он. — Как вы сказали, вас зовут?

— Гевтвуда.

Последовало долгое молчание.

— Гертруда… какая?

— Гиннесс.

— Гертруда Гиннесс, — повторил он. — Я не вижу вас на экране.

— Стванно, я пвям в него смотвю. — Я закрывала камеру ладонью.

Он снова помолчал.

— О'кей, поднимайтесь. Третий этаж.

Раздался характерный писк, и входная дверь открылась.

В лифте я посмотрела в зеркало и быстро поправила повязку на глазу, а заодно убедилась, что все зубы, кроме передних, закрашены черным. Сделала глубокий вдох и подумала, что сейчас все решится. Лифт открылся, и я увидела его — он стоял скрестив руки, прислонясь к дверному косяку. Увидев меня, он хотел было рассердиться, но не смог ничего поделать с собой и захохотал.