Время нас подождёт
Шрифт:
Я подошёл к невысокому, но широкому подсвечнику, на котором ещё горело несколько маленьких свечей, размышляя над её словами. «Во славу Божию…» Таких слов я ещё не слышал. Это значит, что она так сделала во славу Бога… Для Бога, то есть. Или, чтобы я славил Бога? Интересно, спросить бы у кого….
Потом я увидел над подсвечником молитву, которая называлась молитвой за усопших. Так это та, про которую говорил мне Юрка, тогда, на кладбище! Я медленно стал читать шёпотом слова… Потом ещё долго стоял возле подсвечника, вспоминая своих родителей, глядя то на дрожащие огоньки свечек, то на большой
На кресте висел Человек. Тот же, который был там, на иконе с детишками. Только теперь Он уже не улыбался, а закрыл глаза, а на Его лице было страдание. Руки и ноги Его были прибиты к кресту гвоздями, а из ребра выступили капли крови… Он чуть наклонил голову, и мне казалось, что Он хочет мне что-то сказать и вот-вот откроет глаза, но Он молчал. Рядом с ним была Женщина, которая плакала, другой человек смотрел на Него. Плакала Его Мать.
Мне захотелось подойти к Ней и утешить Её, но я вдруг почувствовал, как сжалось в непреодолимой вине моё сердце. Это ведь я Её обижал, когда обижал Наташку… И когда Перец пинал Володьку, я не заступился… Я чувствовал, что я за Него не заступился, за Её Сына, который висел сейчас на кресте! Стоял и смотрел, как Его бьют, а потом ещё пытался это забыть!
Я поморгал, смахивая прозрачные капли, которые заслонили от меня Распятие. Как же мне хотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы Он снова улыбался и был рядом со мной, как с теми ребятами на иконе! Как мне хотелось взять Его руки и прижать их к себе, к своему сердцу, которое сейчас билось быстро-быстро и могло, наверное, согреть Его раны, чтобы они не болели больше…
Я опустился на колени и прижался лбом к Его ногам, дотронулся до них пальцами… Слёзы сами капали из глаз крупными каплями, а я сердито вытирал их рукой и шептал: «Прости…»
Не знаю, сколько прошло времени, наверное много, потому что кто-то осторожно дотронулся до моего плеча. Я поднял голову и увидел рядом с собой батюшку — в черном подряснике, поверх которого был одет черный фартучек с серебристой каймой и такими же серебристыми пуговичками. Встал, вытер слёзы, посмотрел на него. Он был совсем не старый, может постарше Юры, покрупнее, чем он. С небольшой бородой, тёмными волосами, густыми строгими бровями. А вот глаза его, голубые, были добрыми и немного уставшими. Они спрашивали: «Тебе чем-нибудь помочь», и он сам также спросил меня:
— Тебе чем-нибудь помочь? — голос у него оказался невысоким, бархатистым.
— Да!.. — вырвалось у меня помимо моей воли. — То есть, нет… — Я совсем растерялся и сказал шёпотом смущенно и виновато. — Я не знаю, что делать…
— Пойдём, присядем на лавочку? — предложил батюшка.
Я замотал головой.
— Нет… понимаете… Я хочу помириться с Богом, а не знаю, как. Тут такое дело…
— Ясно, — кивнул батюшка. — Тогда пойдём к аналою, — он кивнул в сторону небольшой тумбочки справа от алтаря, на которой лежал маленький крест и книга в серебряном окладе. — Ты сможешь рассказать?
— Да, — прошептал я и пошёл вместе с ним к аналою. Перекрестился и подышал, успокаиваясь и заговорил с батюшкой, вполголоса.
В храме было очень тихо. Совсем рядом на меня смотрел с
— Мне говорили, что просить прощение у Бога, это и есть исповедь?
— Ну, это почти так, — так же тихо ответил мне священник. Исповедь — это не просто попросить прощение у Бога. Это — таинство покаяния… Такое таинство, в котором ты — осознаешь свой грех и раскаиваешься от всего сердца, и решаешь навсегда так больше не поступать. И, да, просишь у Господа прощения за то, что обидел Его.
— Это…таинство совершает батюшка?
— Батюшка, человек, который хочет исповедаться и Сам Господь. Он сейчас рядом, — батюшка дотронулся рукой до маленького Распятия. — И всё слышит, что ты рассказываешь.
— Это хорошо… — вздохнул я и медленно, подбирая слова, стал рассказывать.
Сначала я говорил сбивчиво, останавливаясь и глядя на маленький крест. А потом как-то само собой получилось, что слова у меня пошли легко, и я, уже не смущаясь, всё говорил, говорил… С каждым новом словом с моего сердца словно падали камешки — большие и маленькие, все быстрее и быстрее, и на сердце становилось легче. Я рассказывал Христу — о своей боли, о своих тревогах, сомнениях, словах, о том, что успел сделать и не сделать… Я уже не плакал — плакало моё сердце, и Бог, Который сейчас страдал на кресте, плакал вместе со мной. Как же Ему было больно! И я говорил «Прости», и снова рассказывал, и сердце у меня оттаивало, словно Кто-то добрый взял его в Свои большие ладони и согревал его…
Наконец я замолчал и в наступившей тишине опасливо посмотрел на батюшку. И увидел, какими теплыми и ласковыми были у него глаза.
— Как тебя зовут? — тихонько спросил он.
— Миша…
Он накрыл меня своим черным фартучком и негромко прочитал молитву. Я запомнил там несколько слов: «Господь и Бог простит чадо… Михаила…» и «прощаю и разрешаю от всех грехов… Аминь». Потом перекрестил меня, убрал фартучек.
— Поцелуй крест и Евангелие, — подсказал он. — Только перекрестись сначала.
Я сделал, как он сказал и снова посмотрел на батюшку. В сердце у меня постепенно разгоралась и становилась все ярче осторожная радость — она заняла собой все место, все, что раньше занимала боль, вина, обида — теперь заполнила собой спокойная радость. Светло стало! Словно ручеек зазвенел во мне — звонкий и веселый, и сильный — такой, что мне захотелось улыбнуться! Я посмотрел на Бога, Который глядел на меня с иконы, и заулыбался. Потом посмотрел на батюшку: он тоже улыбался своими ласковыми уставшими глазами.
— Иди… и больше не греши! — пригрозил он мне пальцем.
— Хорошо… — прошептал я. И, подумав, решился спросить. — А можно мне у вас ещё кое-что спросить?
— Спрашивай, — охотно отозвался батюшка.
— А что значит «Во славу Божию?».
Он хитро посмотрел на меня:
— То и значит. Обычно, когда мы делаем какое-то хорошее дело, нам хочется похвалиться… Не обязательно перед кем-то, хотя бы перед самим собой. А когда мы произносим слова «Во Славу Божию» — мы напоминаем себе, что делаем это для Бога. Потому что мы — христиане, и должны показывать в своей жизни Христа, исполняя то учение, те заповеди, которые Он нам дал.