«Время, назад!» и другие невероятные рассказы
Шрифт:
– Ох ты ж, совсем забыл! – Док распрямился. – Короче, Джерри, пару секунд, и все будет в норме. Наконец-то испытаем мое изобретение в условиях, приближенных к боевым. Вот, – он открыл сейф, – смотри. Транспортер мыслительной матрицы.
Он вытащил из сейфа пару мягких шлемов и вручил один мне. Шлем оказался кожаный, с вшитыми проводками, а над ухом – крошечный переключатель.
– Вы что, предлагаете рот ему заткнуть? – спросил я. – Док, это не дело. К тому же нам хватило бы и носового платка.
– Цыц! – велел
– Сменять одну мысль на другую я и без шапки могу, – возразил я, но док вырвал шлем из моих рук и нахлобучил мне на голову, а второй натянул на себя.
– Сейчас покажу. Поверни-ка переключатель.
Я послушался. Что-то тихо загудело, и голове стало жарко.
Док тоже щелкнул тумблером. На секунду все поплыло, а потом со мной приключился легкий приступ головокружения, так как комната развернулась на сто восемьдесят градусов.
– А вы изменились, док, – сказал я, и голос у меня оказался странный: скрипучий и надтреснутый.
И правда, док Маккинли был похож не на себя, а на рослого детину с физиономией как у гориллы в нокауте… и тут я узнал эту физиономию, потому что вижу ее каждое утро, когда бреюсь.
Док выглядел точь-в-точь как я!
Он с ухмылкой щелкнул переключателем, подошел ко мне, выключил мой шлем и громыхнул:
– Не переживай! Мы просто обменялись, так сказать, телами – хоть и не на самом деле. Такова природа дистанционного управления. Этот обмен не затрагивает самых глубин психики, но переносит мыслительную матрицу – то есть базовую характеристику твоего сознания.
– Док! – взмолился я. – Спасите! Помогите!
У меня заболела голова, а еще мне стало страшно.
– Ну хорошо, – усмехнулся док, – сейчас перекинемся обратно. Ну-ка, где кнопка… Ага, вот она. А теперь…
Комната снова перевернулась, и я понял, что смотрю на дока Маккинли – стало быть, возвратился в собственное тело. Когда док выключил свой шлем, я тоже машинально щелкнул тумблером, после чего рухнул в кресло и сказал:
– Ого! Вот это колдовство!
– Ничего подобного. Я всего лишь изобрел идеальное средство диагностики. Теперь врачу достаточно обменяться сознанием с пациентом, и он сразу прочувствует все его недуги и недомогания. Дело в том, что непрофессионал не способен точно описать свои симптомы, и врач, оказавшись в шкуре больного, справится с такой задачей не в пример лучше.
– У меня голова разболелась.
– А сейчас болит? – с интересом спросил док.
– Хм… – Я задумался. – Странное дело. Уже не болит.
– Вот-вот! А у меня болит с самого утра. И ты, естественно, чувствовал головную боль, пока находился в моем теле.
– Дичь какая-то, – сказал я.
– Вовсе нет. Человеческий мозг испускает энергетические волны, и у них есть базовая матрица. Слыхал когда-нибудь о дистанционном управлении?
– Ну
– Физическая трансплантация головного мозга, – док Маккинли задумчиво потер высокий лоб, – невозможна с хирургической точки зрения. Но само сознание – то есть ключевая матрица – вполне поддается транспортировке, потому что имеет выраженный вибрационный алгоритм. А за обмен отвечают мои шлемы, работающие по принципу коротковолновой диатермии. Понятно?
– Угу, – ответил я, – понятно, что ни черта не понятно. Поросенок никак не уймется, и если вы не способны помочь, то что, спрашивается, мне делать?
– Еще как способен, – возразил док. – И помогаю. О таком варианте я раньше не думал, но он очень элегантный и вполне логичный. Младенец не может объяснить, что у него болит, потому что не умеет разговаривать. Но ты умеешь. Дай покажу.
Он снял свой шлем, аккуратно надел его на Поросенка и повернул переключатель. Не успел я сообразить, что происходит, как док пулей метнулся ко мне, протянул руку и… и…
– Агугуга, – сказал я.
С глазами было что-то не то. Все вокруг плыло и туманилось. Надо мной нависла огромная круглая клякса…
А еще кто-то оглушительно басил, словно свихнувшийся церковный орган. Приложив чудовищное усилие, я свел глаза в кучу и понял, что смотрю на физиономию дока Маккинли. Почувствовал, как его пальцы ощупывают мне голову. Что-то щелкнуло.
Где-то на фоне продолжали басить. Горло и нёбо стали непривычные: мягкие и пупырчатые. Язык норовил уползти в глотку. Я потянулся к доку, и в поле зрения возник пухлый розовый объект, похожий на морскую звезду.
Моя рука!
Боже мой!
– Гуга агугу, док, угага гу кхе! – сказал я самым что ни на есть младенческим голосом.
– Джерри, все нормально, – успокоил меня док, – ты просто в теле младенца. Оно в твоем полном распоряжении. Говори, как самочувствие, а потом я поменяю вас обратно.
– Выпусисе, сисяз зе выпусисе! – На сей раз я говорил более осмысленно, хотя заметно присюсюкивал.
– Как ты себя чувствуешь? Ведь сам хотел узнать, что беспокоит малыша.
Я кое-как привстал, то есть переместился в сидячее положение. Ноги подвернулись, и у них был совершенно бесполезный вид.
– Чувствую себя прекрасно, – сумел выговорить я, – но очень хочу обратно в мое тело.
– Ничего не болит?
– Нет. Нет!
– Значит, он просто капризничал, – заключил док. – Эмоции передаются вместе с сознанием, но сенсорный аппарат остается в организме. У малыша приступ раздражительности. Смотри, он до сих пор не унялся.
Я посмотрел. Мое тело – тело сержанта Джерри Кэссиди – лежало на спине, подвернув руки и ноги, крепко зажмурившись и разинув рот в беспрестанном вопле. По его – вернее, моим – щекам градом катились слезы, и каждая была размером с горошину.