Время Оно

Успенский Михаил Глебович

— Увы, — ответил Симеон Лазник. — Я по деревьям-то лазить не учился, а только по железным столбам от земли до неба…

— Какие-то мудреные мастера у вас были, как я погляжу, — сказал богатырь. — А ты, бедолага, чему обучен?

— Я — Симеон Замерзавец, — промолвил третий. — Могу из себя холод произвести и всех заморозить…

— Это кстати, — обрадовался Жихарь. — А то жара несусветная. Давай-ка попробуй! Тебя развязать?

— Не обязательно, — сказал Замерзавец и начал синеть. Брови и борода у

него подернулись инеем, из носу показались две острые сосульки. Жихарь провел над Замерзавцем ладонью. Никакого холода не услышал…

— Хватит, хватит! — закричал он. — Так ты только сам себя заморозишь, а добрым людям никакой прохлады не дашь. Толку от тебя…

— Это верно, — согласился бывший атаман Столпник. — Мы его даже в молоко пробовали класть, как лягушку, чтобы не портилось, — все равно сворачивается…

— Если меня н-нутряному хладу обучали… — простучал зубами Замерзавец.

— Не в брюхе же у тебя ледник устраивать, — пожал плечами богатырь.

Не ожидая его вопроса, отозвался четвертый Симеон:

— Мое прозвание — Жарыня. Но я тоже только сам себя разогревать горазд, а в руках даже воды не вскипячу…

— Вы, часом, не у йоговых мужиков учились? — заботливо спросил Жихарь. — Хотя нет — те, по крайности, умеют на спинах мокрые полотенца при великом морозе сушить…

Пятый Симеон оказался по прозвищу Ветродуй. Жихарю стало любопытно поглядеть на такое редкое умение, он развязал Ветродуя. Остальные связанные Симеоны тотчас покатились по земле куда-нибудь подальше. Богатырь же худа не заподозрил…

Симеон Ветродуй вышел на середину дороги и начал делать глубокий-преглубокий вдох. Такой долгий был вдох, что за это время умелый ложкарь успел бы вырезать две или даже три ложки. Сам же Ветродуй при этом стал похож на куриное яйцо.

— Что же ты? Дуй! — подбодрил Жихарь. Пятый Симеон дунул. Впереди него вся пыль на дороге поднялась столбом, но ведь и позади поднялась… Ветродуя подняло, повалило на бок и начало крутить, как веретено, — только ноги мелькали… Да дух пошел нехороший…

…Когда Ветродуевы муки кончились, а Жихарь со связанными Симеонами решились вернуться на прежнее место, Столпник ему все объяснил:

— Воздух у него не только в легкие идет — часть и в кишки попадает. Вот оно так и получается всегда. Если бы не это — плавать бы нам по морям при своем же попутном ветре.

Шестой Симеон назвался Корабелом. Причем утверждал, что способен построить не простой корабль, а летучий.

— Дело наше простое — тяп да ляп, вот и вышел корапь, — объяснял он. — Мне бы только топор…

— Нет уж, — сказал Жихарь. — Тяп да ляп я и сам умею, а тебе зря портить деревья не дам. Кабы ты мог такое чудо сотворить, вы бы уж давно всем светом овладели, а не промышляли бы на большой дороге. А где же ваш седьмой однобрюшник?

— За зеленым

вином послали, — сказал Столпник. — Он у нас Живая Нога, скороход…

— И давно послали? — с надеждой спросил Жихарь.

Столпник пригорюнился и стал загибать пальцы.

— Прошлой осенью, — сказал он наконец. — Скоро полгода тому…

Богатырь ахнул:

— Так он что у вас — ползком ползет? Или вы его в Неспанию послали — там вино доброе, даром что хересом прозывается…

Столпник махнул рукой.

— Да какая Неспания — на постоялый двор к Неплюю Кривому…

— Бывал у Неплюя, угощался, — сказал Жихарь. — Так это же, почитай, рядом!

— Сильно быстро бежит, — сказал Столпник.

— Не понял… — не понял Жихарь.

— Ну, так быстро бежит, как… как солнечный луч, — сказал главный Симеон. — А когда бежишь столь быстро, то всегда так и выходит… Для него, может, одно мгновение пройдет, а мы тут неделями ждем и месяцами… Мы, если заметить изволил, уже все мужики в возрасте, а он все еще мальчонка… Потому что гоняем туда-сюда…

— Ничего не понимаю, — сказал богатырь. — Что ж вы тогда другого не пошлете?

— Чудак-человек! — рассмеялся Столпник. — Сам посуди, кого добрые люди за вином обычно снаряжают? Самого быстрого и самого молодого. Разве у вас по-иному живут?

— Да нет… — растерялся Жихарь. — И я, бывало, бегал — только не по полугоду же!

— Скорость у тебя не та, — поучающе сказал Столпник. — А он семь годиков у лучших скороходов обучался.

Тут Жихарь не выдержал и возрыдал — из него вообще легко было высечь слезу.

Плача, он стал освобождать разбойных братцев.

— Я-то думал, что один такой на свете бесталанный, — причитывал богатырь. — Ан, гляжу, людям еще солонее моего приходится… Это ж надо — по семи лет жизни зря потратили! На семерых выходит почти полвека! За это время можно всю землю кругом обойти и на то же место вернуться…

— Вовсе не зря, — обиделся Симеон Столпник. — Каждый из нас в своем деле первый! А ты, добрый человек, насчет атаманства-то подумай. С нами ты горы своротишь…

— Своротишь, — сказал Жихарь. — Только себе же на голову… Некогда мне вами предводительствовать, не за тем послан. Меня ждет дорога ой какая дальняя…

— Так бери нас — вместе-то легче!

— Не велено, — ответил Жихарь.

Тут в кустах и деревьях словно вихорь прошумел, прошлогодние листы закрутились в столоб и вынеслись к дороге. Когда листья опали, на их месте оказался седьмой Симеон, и на вид он действительно был много моложе братьев-однобрюшников. В руках скоропостижный гонец держал немалый бочонок.

— Быстро ты нынче обернулся, — поощрил гонца Столпник. — Не то что в прошлый раз.

— А за смертью вы его посылать не пробовали? — проникновенно спросил Жихарь.