Время перемен
Шрифт:
– Все! – отвечают хором Мутти и Дэн.
Допиваю залпом вино и начинаю судорожно хихикать. Смех переходит в истерику, и я уже не понимаю, что делаю: плачу или смеюсь. Скорее всего, и то, и другое. А я-то думала, что придется уговаривать Дэна. Боялась, он не захочет жить под одной крышей с Мутти.
Дэн мигом оказывается на полу рядом со мной, а за ним и Мутти. Но из моего невнятного блеяния понять что-либо невозможно. Да будь я даже в нормальном состоянии, все равно ничего объяснить не сумела бы. Не устаю удивляться, сколь зыбкая грань разделяет порой в жизни трагедию и комедию.
На
Ящик на стойке ворот лопочет что-то нечленораздельное.
– Это Аннемари Циммер, мать Евы, – кричу я в ящик. Мне нужно встретиться с Натали.
– К-х-х-х…чью-ю-ю-ю, – откликается ящик.
Я уже успела привыкнуть к этим звукам, после которых обычно открываются ворота, а потому поднимаю в машине стекло и жду. Однако ворота открываться не спешат.
Снова опускаю стекло и наклоняюсь к ящику:
– Эй, отзовитесь!
– Кчх-х-х… уич-ч-ч-ч-… ур… нах-х-х-х…
По тону понимаю, что передо мной извиняются и пытаются что-то объяснить.
Высунувшись из окна, снова кричу в ящик:
– Я ни за что не уеду, пока не увижусь с Натали. Так что или откройте чертовы ворота, или я оставлю машину здесь, а сама перелезу через забор. Что вам больше нравится?
Ящик на некоторое время умолкает, но по треску ясно, что канал не отключен. Потом слышится щелчок: кто-то на противоположной стороне выключает микрофон. Господи, только бы открыли ворота! Кирпичная стена высокая, и даже если я на нее заберусь, то как спуститься вниз, не представляю.
К моей радости, ворота наконец открываются.
Нахожу Натали на крытом манеже. На ней черные бриджи и высокие сапоги. Я стою снаружи, у двери в комнату отдыха и наблюдаю.
В руках у Натали беспроводной микрофон, она инструктирует девочку на чистокровной лошади темно-гнедой масти. Если рассматривать по отдельности, всадница и лошадь смотрятся великолепно. Но вместе единого целого не составляют.
– Нет, Даниэль, не так. Совсем не так! – кричит в микрофон Натали. Она явно раздражена. – Ты его не чувствуешь, а он расплылся под тобой, как блин на сковородке. Соберитесь! Давай, работай ногами. Пусть задняя часть туловища подастся вперед. Ну, вот, уже лучше… Нет, опять не то! – Натали с расстроенным видом качает головой. – Не просто толкай его вперед с помощью ног, так не пойдет. Следи за передней и задней частью туловища, они должны уравновешивать друг друга, находиться в гармонии.
На манеже вместе с Натали еще три девочки. Они ловят каждое ее слово и наблюдают за подругой. Меня пока никто не замечает. Вероятно, охранник не позвонил и не предупредил Натали.
– Ну, наконец! Вот то, что надо! – радостно кричит Натали, подняв вверх палец. – Красота! Чувствуешь толчок? Вот так и держись! И запомни, как надо. Красота, Даниэль, просто красота!
Девочка на лошади проезжает мимо, и тут Натали замечает мое присутствие.
Поскольку ко мне она не идет, воспринимаю это как приглашение зайти на манеж. Чем ближе подхожу к собравшейся в центре группе, тем сильнее бьется сердце. На меня устремлены четыре пары глаз, и даже девочка на лошади украдкой посматривает
– Давно жду, когда вы объявитесь, – обращается ко мне Натали, скрестив на груди руки. – Все вещи Евы упакованы, и если вам потребуется помощь, девочки позовут Мигеля, и он загрузит все в машину.
Беспомощно оглядываюсь по сторонам и чувствую, что краснею.
– Можем мы поговорить?
– Давайте, – соглашается Натали.
– Хотелось бы с глазу на глаз.
Натали отвечает не сразу, будто что-то обдумывает, а потом отдает распоряжение ученице:
– Даниэль, продолжай работать, а вы, девочки, наблюдайте, и если Пишутер снова расслабится и начнет капризничать, постарайтесь определить причину. Но Даниэль ничего не говорите, потому что вы можете и ошибиться. Обсудим теоретические вопросы, когда она закончит занятие. Идемте, – обращается она уже ко мне и направляется в комнату отдыха. У бачка с водой стоят четыре девочки, и при виде меня их глаза округляются.
– Выйдите! – распоряжается Натали, указывая рукой на дверь.
Девочки послушно удаляются. Дверь за ними закрывается, и в комнате повисает тишина. Не знаю, чего я ожидала, но только не молчания.
– Итак, в чем дело? – спрашивает наконец Натали, усаживаясь на древнюю кушетку, обитую коричневой тканью с оранжевыми цветами. Я тоже устраиваюсь в кресле и сразу приступаю к делу.
– Хочу знать, не согласитесь ли вы снова взять Еву в свою школу.
– Не знаю, что и ответить. А Ева все еще дуется?
Скрипнув зубами, сдерживаю гнев, хотя прекрасно понимаю, что злиться на Натали глупо. Она ведь не знает об обрушившейся на нас трагедии. Ну, и сказать по совести, при их последней встрече с Евой моя дочь в полной мере продемонстрировала строптивый характер и вела себя не лучшим образом.
– Простите, если обидела, – разводит руки в стороны Натали. – Но я привыкла называть вещи своими именами. К ученицам это тоже относится. И теперь я вовсе не так уверена, что Ева обладает нужными для спортсмена качествами. Спасовала после первой же неудачи. Взяла и сбежала.
– Неправда, вы сами сняли ее с соревнований, – напоминаю я.
– Верно, это совершенно разные вещи, – наклоняется ко мне Натали. – И вы, черт возьми, правы: я не позволила Еве завершить выступление. А как вы бы поступили на моем месте? Отправили бы после неудачи обратно на скользкий маршрут и подвергли риску и наездницу, и свою лучшую лошадь? При том, что надежды на призовое место все равно уже не было?
С виноватым видом слушаю Натали, а она не унимается:
– И потом Ева действительно сбежала и подвела всех нас. Я ясно дала понять, что, если она не придет на следующий день поддержать подруг, в школе ей не место. И что вы думаете? Не пришла!
Терпеть несправедливые обвинения в адрес дочери больше невозможно, и я взрываюсь:
– Послушайте, Натали! Ева никого не подводила. – Моя дерзость удивляет Натали. Впервые за время нашего знакомства чувствую свое превосходство над этой женщиной. – И не убегала. На следующий день она не пришла на соревнования, потому что узнала о гибели отца и его жены. Они попали в ужасную автокатастрофу. Нам пришлось срочно выехать в больницу в Лебаноне. Жена Роджера погибла на месте, а отец Евы находился в тяжелейшем состоянии и вскоре тоже умер.