Время покупать черные перстни
Шрифт:
Толкин сам ведет воображение читателя к общественной жизни как сфере действий Кольца, ставя его в один ряд с «созданиями разума и рук». Барлог, устрашающий хаос огня и тьмы, и паучиха Шелоб, напоминающая о «естественном» каннибализме, не интересуются башнями и кольцами. Иное дело Черные Всадники назгулы, орки, волки. Они своего рода живые машины, управляемые Властелином Колец.
Однако несвобода в Мордоре распространяется не только на рабов, она удел и владык. Сам Саурон настолько связан, что не может догадаться о намерении Фродо уничтожить Кольцо и видит в нем только соперника за власть. Грозный признак подчинения Фродо растущему гнету Кольца — затухание в нем способности воображения. Он уже не может вызвать в своем сознании образы вещей, которых нет перед его глазами. «Для меня нет больше вкуса пищи, прохлады бегущих вод, шелеста ветра, памяти
Это одна из существенных для Толкина ассоциаций. Подпавший под власть Кольца человек остается среди голых фактов современной действительности, утилитаризма, авторитарности. Связывать и подчинять — в этом заключена власть Кольца, и аналогия с «присвоением» определяет одну из основных ассоциативных сфер этого образа.
Моральный тест, то есть испытание Кольцом, проходят все более или менее значительные персонажи романа, как то и положено в Феерии. Уже одно желание обладать Кольцом губительно, хотя устоять перед таким призывом его дано весьма немногим. Среди этих немногих — волшебники и Высокие Эльфы, существа, с образами которых связано выражение концепции истории — еще одна ассоциативная сфера Кольца.
Движение истории представлено во «Властелине Колец» как регрессивный циклический процесс, путь от Золотого Века, протекающий с уменьшением масштабов, сил, красоты. Век у Толкина — временное целое, имеющее начало и конец, который является одновременно началом нового века. Содержание каждого века — борьба с возникшим злом, а завершение — победа над ним. Но если конфликт Первого Века являл собою космическую драму, в которой роль антагониста играл сатанический Моргот, то в Третьем Веке притязания Саурона распространяются уже только на сферу обитания и на политическую и общественную жизнь. В тех же областях действуют и светлые силы. Хотя три эльфийских Кольца, которыми владеют Гэндальф, Элронд и Галадриэль, украшены камнями огня, воздуха и воды, магическая власть над стихиями и чудеса, которые она творит, — только добавочный штрих фантастической «странности» этих персонажей. Их основные заботы и интересы лежат в той же области, к власти над которой стремится Саурон.
Специфическая сфера каждого из трех очерчена довольно отчетливо, но прямых иносказаний Толкину удается избежать и здесь.
Область Гэндальфа обозначается его ролью в сюжете, — общественно-политическая деятельность. Прометеевская стихия огня налагает отпечаток на вспыльчивый характер мудреца, но она же несет ассоциации любви к людям (и хоббитам). Гэндальф — защитник их свободы, руководитель в познании, организатор антисауроновской коалиции, готовящий почву для будущего.
Элронд и Галадриэль менее значительны для развития действия в целом, но им посвящены большие эпизоды, и круг ассоциаций, определяющих «приложимость» этих образов, суггестируется характером их стран — Раздола и Лориена. Впрочем, автор дает и прямые подсказки, одной из которых мы здесь ограничимся: в Раздоле жива память о прошлом, а в Лориене древность живет и сегодня. Историю и Фантазию, память человечества о его прошлом, которое сформировало его и живет в его сказках, ставит Толкин в ряды борцов против Саурона.
Таким образом, фантастическая борьба за Кольцо Всевластья на просторах Феерии ведется за те же ценности, которые оказались под угрозой в Европе XX века. Бегство от современности обернулось возвратом к ней.
В романе Третий Век исчерпал свой внутренний конфликт: Саурон побежден, в грандиозной катастрофе рушатся символы власти, и человеку предстоит начать свой, Четвертый Век. Катастрофическое завершение цикла, полное уничтожение исчерпавшей себя цивилизации — идея эпохи философского кризиса. Распространившись после мировой войны, в Англии 50-х годов она существовала в двух вариантах. Умеренным характером отличалось «Исследование истории» А. Тойнби, считавшего возможным избежать катастрофы с помощью сознательных усилий «творческого меньшинства». С другой стороны, «апокалиптики XX века» (Кестлер, Джорджиу и др.) пророчили обреченность Европы, неизбежную и незамедлительную гибель, и даже утверждали, что конец света уже наступил.
Тема окончания цикла актуальна для ядерной эпохи, и в романе Толкина она занимает важное место. Возвращаясь к Кольцу Всевластья, мы видим знак цикла в этом замкнутом золотом ободке. Но если для эсхатологического мышления будущее — конец бытия в тех формах, которые существовали в прошлом и существуют в настоящем, и время, оставшееся до этого конца, — только бессмысленное
Поэтому важно, что в исторической концепции Толкина наряду с циклом значим и процесс. С одной стороны, процессом является уже упомянутый регресс от века к веку. Этот регресс — следствие появления зла и борьбы с ним, но без него мир застыл бы в бессмысленном повторении. С другой стороны, длящиеся за пределами отдельного века тенденции выражены образами хранителей эльфийских Колец, «долгожителей», чьи ассоциативные сферы мы пытались наметить.
Процесс и цикл соприсутствуют в исторической концепции Толкина, и грандиозная катастрофа, следующая за уничтожением Кольца Всевластья, это конец цикла и победа процесса, «счастливый поворот», к которому через опасности, испытания и борьбу привело действие романа, чтобы вызвать потрясение радостью.
Кольцо Всевластья — образ, окруженный наиболее обширной сферой ассоциаций, в широком плане определяющий современность романа Толкина. Но писатель создал и образы, удачные в смысле фантастически-преображенного выражения правды, которые ассоциируются уже с отдельными явлениями или сторонами жизни.
Фигура одного из волшебников, Сарумана, по его убеждениям, поступкам, отчасти по судьбе, ассоциативно сближается со сциентизмом. Последовательный противник этого учения, Толкин отнюдь не являлся ретроградом в отношении науки и техники вообще. Его страшат признаки приближения того рубежа, за которым уже не машина существует для человека, а человек становится придатком машины, и ценности человеческого духа теряют значение в сравнении с производственной необходимостью или выгодой новой технологии.
Саруман подан в романе в исторической перспективе. Первоначально он — Белый. Это своего рода титул, соответствующий могуществу морального начала и позитивному характеру деятельности главы Белого Совета волшебников. Но Толкин, у которого масштаб ценностей извлечен из Котла, нравственного самосознания народа, считает, что коренной изъян присущ Саруману уже в это время: он штудирует сказания о Кольцах Власти и не интересуется хоббитами.
На равнодушии, а затем и презрении к обыкновенному человеку и народу основаны широкие планы установления технократии, с которыми связана эволюция Сарумана, вызывающая отчетливые ассоциации со сциентизмом. Созданию ассоциативного поля служат и прямые высказывания персонажа, и особенно изображение его твердыни Изенгарда (Железная Крепость, в русском переводе — Скальбург). Замкнутый круг скальной стены, в центре которого вздымается Ортханк, Башня Хитрого Разума — это особенное, единственное в своем роде Кольцо Сарумана. Впечатляющий пейзаж Изенгарда, весь пронизанный оценочными моментами, заставляет вспомнить «ужасающие заводы морлоков» из эссе «О волшебных сказках». Круглая равнина вся изрыта подземными ходами и глубокими пещерами, где разместились кузницы и мастерские оружия. Земля дрожит от вращения железных колес, султаны дыма и пара поднимаются, окутывая Ортханк, к которому сходятся дороги, обозначенные вместо вырубленных деревьев медными и железными столбами с натянутыми между ними цепями. Тысячи жителей твердыни Сарумана — работники, воины, рабы, слуги — находятся на одном положении с выращиваемыми для битв волками. Эти жители — усовершенствованная, специально выведенная раса орков, назначение которых — выполнять определенную функцию. Разбираясь в «металле и колесах», Саруман живое, растущее ценит только если оно ему полезно, служит сиюминутным целям.
Знания, Управление, Порядок — девиз, на котором зиждется Изенгард как социальное установление и который Саруман хотел бы распространить на все Средиземье. Пытаясь «оседлать бурю», использовать эпоху ожесточенного столкновения тьмы и света, он, как многие апологеты технократии, хочет союза с авторитарной властью, надеясь определять ее курс, контролировать ее, «может быть, и сожалея о зле, содеянном по пути, но одобряя высокую конечную цель». У поколения читателей, переживших войну, это изречение вызывало отнюдь не академические ассоциации, к сожалению, сохраняющие зловещую актуальность и в наши дни. Впрочем, Саруман и сам стремится к захвату Кольца Всевластья, он коррумпирован им и хотел бы занять место Саурона. Это позволяет расценивать Изенгард как малую копию, детскую модель «твердыни, арсенала, тюрьмы, кузницы» — Барад-дура, Темной Башни Саурона. Изенгард — это шаг к той связанности сознания, которая наиболее существенна в ассоциативной сфере Кольца.