Время последних песен
Шрифт:
Ни один мускул на лице волха не дрогнул. Однако взгляд помрачнел. Из чего мне оставалось сделать вывод о, по крайней мере, частичной правоте моего предположения.
– Дело не в том, чем провинился мой народ, – глубоко вздохнув, продолжил говорить Великий Ум, – а в том, что боги не оставили нас. Они и теперь здесь! – Произнёс он величественно, подняв вверх правую руку.
– И им что-то надо от меня?
Боже (ох, не к месту сказано), что вообще здесь происходит? С мыслью о психологическом тесте я уже покончил. Ибо
Хочешь, не хочешь, а приходилось делать вывод, что меня окружает самая что ни на есть реальная реальность. Совершенно сумасшедшая реальность, стоит признать. С перемещениями во времени, инопланетянами, а теперь ещё и богами!
– Так что от меня надо богам? – Позволил себе повториться я.
– Если тебя, Питер, так коробит слово «боги», – пожал плечами волх, – можешь называть их просто Высшими.
Меня уже начало заносить. Я сам это понимал, однако остановиться уже не был в состоянии.
– То есть от того, что их цивилизация живёт дольше и соответственно постигла больше остальных, они объявили себя богами? – Шумел я. – Великий Ум так хорошо знаком с историей Земли. Так пусть он вспомнит, чем для коренных народов Америки закончилось вторжение «Белых богов»!
Патриарх волхов с достоинством выдержал мою истерику. Похоже, это и была именно истерика. Нервы даже тренированного астронавта всё же не железные. А за последнюю пару суток они подвергались слишком большому количеству весьма жестоких испытаний.
– Питер, – абсолютно спокойным голосом с нотками сожаления произнёс он, – я расскажу, вернее, напомню тебе, как устроен мир насекомых. Можешь смеяться, можешь не верить, но его законы развития гораздо ближе к нам, чем мы к зверям.
Сил возразить у меня уже не оставалось. Волх этим не преминул воспользоваться.
– Представь личинку, – предложил он. – Лежит в своём яйце-икринке и ни о чём не думает. Пища есть, внешнего мира нет (она его не видит), тепло и комфортно.
– А лягушки и караси не дремлют, – зачем-то вставил я.
– Всё так, – согласился Великий Ум, – но личинка до самого порога смерти прибывает в уверенности своего уютного спокойствия. Так?
– Пожалуй, – нехотя подтвердил я, не понимая пока, куда он клонит.
А он продолжал:
– Из личинки появляется гусеница. Этой плевать на всех. Ей требуется только жрать и жрать, и снова жрать! Никаких моральных устоев. Некоторые даже отращивают ядовитую щетину, от которой насмерть травятся птицы, попытавшиеся склевать их. А гусеницы продолжают жрать, уничтожая то, что по идее надо бы оставить собственным потомкам.
– Я так понимаю, что с гусеницами вы сравниваете человечество, – как-то не особенно
– От чего же только человечество? Любую разумную жизнь на определённом этапе развития.
– А потом гусеница, наевшись, превращается в куколку, – продолжил я уже очевидную аналогию. – В вас. В волхов.
– Ты нам льстишь, Питер, – в коем-то веке улыбнулся Великий Ум. – До состояния «куколки» доживают очень немногие цивилизации, как и в природе насекомых.
– А если всё же доживают?
– Ты разве не знаешь?
Никогда с таким подходом не думал о развитие цивилизации, надо сказать. А ведь как всё укладывается на шкалу истории! Личинка-гусеница-куколка! А дальше?
– Бабочка! – Подсказал волх. – Красивая, свободная, питается нектаром.
– Но бабочка тоже беззащитна перед птицами, например, – напомнил я.
– Это другой виток эволюции! Эти бабочки сами вершат судьбы птиц и прочих, – кивнул мне Великий Ум. – Вот они и называются Высшими!
Глава пятая
Мы сидели в пол оборота друг к другу в креслах принимающих форму твоего тела реагирующих и подстраивающихся на любое движение.
У меня было подозрение на счёт материальности моего собеседника. Ведь он мог оказаться очень качественной проекцией. Голограммой. Однако, придавив аж до скрипа пружин кресло под своим телом, Великий Ум своим весом и давлением на предмет мебели опроверг все мои предположения относительно его реальности.
Ситуация никак не желала проясняться. Мне пока так и не удалось постичь: зачем я нужен «бабочкам», если даже не оправдал надежды гусениц?
– Оправдание надежд есть субъективное ощущение того, кто собирается оправдываться! Буквально выдавил из себя я.
Великий Ум просто смотрел на меня. Но от этого «просто» мурашки бежали по всему моему телу. В какой-то момент я осознал, что его взгляд обращён не на меня, а в меня! Внутрь. Как рентген или скорее томография. Даже не так. Он сверлил взглядом мою душу!
– Вы бы перестали увлекаться созерцанием, – посоветовал я, обнаружив неожиданную хрипотцу в своём голосе. – Просто скажите, чего вам от меня надо? К чему потребовалось производить столь сложные манипуляции, дабы доставить меня сюда?
Волх некоторое время продолжал безмолвствовать. Затем, видимо поняв, что отвечать так или иначе придётся, заговорил.
– Надо не мне, а вам, – сказал он, – превратиться из гусеницы хотя бы в «куколку».
– Если честно, то достали меня ваши аллегории.
Мне не довелось по жизни стать философом. Я не привык к иносказаниям. Говоришь гадость – говори в лоб. Пусть больно, но быстро. А быстрая боль гораздо лучше медленной изощрённой пытки.
– А вы даже не поинтересовались, куда девался весь наш экипаж, – пробормотал волх себе под нос. – Ну что ж, ему виднее.