Время прощать
Шрифт:
– А это то, что мистер Хаббард оставил на этом самом кухонном столе. Мы нашли это вчера, после того как обнаружили самого мистера Хаббарда. Шериф Уоллс снял копии, но считает, что оригиналами должна распоряжаться семья. – Он протянул конверт Рамоне, которая снова начала хлюпать носом.
Представителей шерифа поблагодарили, и после нового раунда неловких рукопожатий и кивков они удалились. Открыв конверт, Рамона достала два листка бумаги. На первом была записка Кэлвину, в которой Сет сообщал, что его смерть – это самоубийство. Второй текст был адресован его детям и всем, кого это касается. В нем говорилось:
РАСПОРЯЖЕНИЯ
Я хочу, чтобы скромную заупокойную службу в Ирландской церкви Христианского пути провел 4 октября в 4 часа дня преподобный Дон Макэлвейн. Я бы хотел, чтобы миссис Нора Бейнс исполнила «Простой старый крест». Никаких хвалебных речей. Впрочем, вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову их произносить. Только преподобный Макэлвейн может сказать все, что сочтет нужным. На всю церемонию – максимум полчаса.
Если кто-нибудь из чернокожих захочет присутствовать на моих похоронах, им это должно быть разрешено. Если они не получат такого разрешения, я запрещаю вообще проводить какую бы то ни было службу – просто закопайте меня в землю.
Мой гроб пусть несут: Харви Мосс, Дуэйн Томас, Стив Холланд, Билли Бауелз, Майк Миллз и Уолтер Робинсон.
РАСПОРЯЖЕНИЯ О ПОХОРОНАХ
Я недавно приобрел участок на кладбище Ирландской церкви Христианского пути, позади самой церкви. Я также обговорил все детали с мистером Фрэнком Магаргелом, владельцем похоронного бюро, и расплатился с ним за гроб. Никаких склепов. Сразу же после заупокойной службы должно состояться короткое – максимум пять минут – прощание, после чего гроб следует опустить в землю.
Пока. Увидимся на той стороне.
Письмо передали по кругу, все поочередно прочли его в полном молчании, затем налили себе еще кофе. Гершел отрезал толстый ломоть лимонного кекса и сообщил, что он очень вкусный. Дэфо от кекса отказались.
– Видно, ваш отец все хорошо продумал заранее, – заметил Йен, снова перечитывая распоряжения. – Просто и быстро.
– Мы должны еще поговорить о вероятности насильственной смерти, – выпалила Рамона. – Никто ничего не сказал на этот счет. Давайте по крайней мере обсудим этот вопрос. Что, если это не самоубийство? Вдруг это сделал кто-то другой и замаскировал убийство под самоубийство? Неужели вы действительно верите, что папа мог покончить с собой?
Гершел и Йен уставились на нее, будто увидели только что выросшие рога. Обоим хотелось отругать ее, высмеять глупость, но никто не произнес ни слова. Воцарилось тягостное молчание. Потом Гершел медленно откусил кусок кекса.
– Дорогая, – помахал двумя листками бумаги Йен, – как кто-нибудь смог бы подделать вот это? Почерк Сета можно узнать с расстояния десяти ярдов.
Рамона плакала, вытирая слезы.
– Я спрашивал у шерифа, Мона, – подтвердил Гершел. – Он уверен, это самоубийство.
– Я знаю, знаю, – бормотала Рамона сквозь рыдания.
– Твой отец умирал от рака, – напомнил Йен, – он испытывал
– Но я не могу в это поверить, – упрямилась Рамона. – Почему он не поговорил с нами?
«Потому что вы друг с другом вообще никогда не разговаривали», – мысленно произнесла Летти в своем укрытии.
– В этом нет ничего необычного для самоубийц, – заявил Йен с видом эксперта. – Они никогда ни с кем не разговаривают о том, что задумали, и могут весьма тщательно планировать самоубийство. Мой дядя застрелился два года назад и…
– Твой дядя был алкоголиком, – перебила его Рамона, вытирая слезы.
– Да, и когда стрелялся, тоже был пьян. Тем не менее он заранее все спланировал.
– Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом? – попросил Гершел. – Нет, Мона, никакого убийства не было. Сет все сделал сам и оставил исчерпывающие объяснения. Давайте пройдемся по дому и поищем документы, банковские отчеты, может, завещание – все, что может оказаться нужным. Мы – его семья, и теперь за все отвечаем. В этом ведь нет ничего предосудительного, верно?
Йен и Рамона кивнули.
Летти улыбалась, стоя в коридоре. Мистер Сет унес все бумаги к себе в контору и запер их в шкафу. Весь последний месяц он педантично расчищал свой стол и забрал из него все, что могло представлять интерес. А ей он сказал: «Летти, если со мной что-нибудь случится, все важное – у меня в конторе, под надежным запором. Всем этим будут заниматься адвокаты, но не мои дети». А еще он сказал: «И я кое-что оставляю тебе».
5
В понедельник к полудню все адвокатское сообщество округа Форд гудело новостями о самоубийстве Сета Хаббарда и, что более важно, предположениями, какой фирме выпадет удача заниматься делом о его наследстве. Подобный ажиотаж среди юристов по очевидным причинам вызывало большинство дел со смертельным исходом: например, автомобильные катастрофы – в отличие от заурядных убийств. Убийцы обычно бывали представителями низших слоев общества, так что на сколько-нибудь приличный гонорар в этих случаях рассчитывать не приходилось.
В начале дня у Джейка не было ничего – ни убийства, ни автокатастрофы, ни многообещающего дела о наследстве. К ленчу, однако, он уже мысленно тратил кое-какие деньги.
Он всегда мог найти себе дело в здании суда, находящемся напротив его конторы. На втором этаже располагался земельный департамент – в длинной просторной комнате на стеллажах вдоль стен стояли толстые кадастровые книги, иные имели двухсотлетнюю историю.
В молодости, когда ему все надоедало или он хотел спрятаться от Люсьена, Джейк часами сидел над старыми актами об отчуждении, дарении или передаче прав собственности на землю, словно в них заключался большой смысл. Теперь, в свои тридцать пять, имея за спиной десять лет практики, он по возможности избегал заглядывать в эту комнату. Он видел себя действующим адвокатом, а не книжным червем, участником судебных баталий, а не робким незаметным юристом, довольствующимся сидением в архивах и перекладыванием бумаг на столе. Но даже при этом и независимо от его мечтаний каждый год выдавались периоды, когда ему, как и любому другому юристу в городе, приходилось на час-другой зарываться в документы.