Время ранних разлук
Шрифт:
А Грушин дал ему пощечину левой рукой…
Считаю, правильно этого дезертира ударил! Что, граждане судьи, я не то говорю? Свидетелю делать заключения не положено? Надо давать только показания? Вот я и даю. Жалею только об одном, что я свидетель, а не обвиняемый. Интересно, как вы будете судить Грушина? И вы одернете его за пустой рукав?..
КРАСНАЯ ГВОЗДИКА
В
«Кто бы это мог сейчас ко мне прийти?» — подумала Наталья Ивановна.
Было лето, было воскресенье, друзья и знакомые уехали за город, и гостей Наталья Ивановна не ждала.
Она открыла дверь и увидела на пороге незнакомую молодую женщину.
— Мне Наталью Ивановну.
— Это я.
— Можно к вам?
Русские слова женщина произносила с трудом, и по ее акценту, и по тому, как она была одета, Наталья Ивановна заключила, что перед ней — иностранка.
— Проходите, проходите, пожалуйста, — пригласила она.
— Вы говорите по-французски? — спросила незнакомка.
По-французски Наталья Ивановна говорила хорошо. Она училась в гимназии, окончила в Петербурге Бестужевские курсы, потом всю жизнь до самой пенсии преподавала литературу, писала учебники. Была человеком очень широких познаний, к тому же живым, умеющим непринужденно и интересно рассказывать.
Несколько лет перед Отечественной войной она преподавала литературу в Пятой московской артиллерийской спецшколе.
Это было нелегко, труднее, чем в обычной десятилетке. Ребята, пришедшие сюда и только что надевшие форму, рассуждали так: литература — третий план, пусть учат ее те, кто в МГУ или в педагогический поступать собирается; наше же первое дело — артиллерия, тактика, стрельба.
А Наталья Ивановна уверяла упрямых, еще не оперившихся «военных», что литература — тоже оружие, что знание ее военному необходимо. И она, разумеется, сумела побороть юношеские предрассудки учеников. Более того, очень увлекла их своим предметом. Увлекла настолько, что они стали издавать рукописный литературный журнал, назвав его по месту расположения школы — «Абельмановская застава».
А потом ученики, окончившие спецшколу и вслед за ней — как было установлено порядком — артиллерийские училища, юнцы, ставшие лейтенантами, писали ей письма, и письма эти трогали старую женщину до слез. Она вспоминала, как некогда убеждала будущих командиров, что литература — тоже оружие для военного.
И вот подтверждение этих ее слов. Она сама даже не мыслила, не думала, каким оно будет — это подтверждение.
…Учился в спецшколе Геннадий Солнцев, воевал па фронте. В 1943 году он оказался в плену, был брошен в Освенцим. Здесь, в заключении, Геннадий познакомился с одним чехом, который впоследствии стал его ближайшим товарищем, они устроили подкоп и из концентрационного лагеря бежали. Много прошли они вдвоем, долго скрывались, прежде чем вступили в словацкий партизанский отряд.
Геннадия быстро полюбили здесь, и он
— Вы говорите по-французски?
— Да, да.
Наталья Ивановна провела гостью в комнату, предложила присесть и стала выжидающе смотреть на нее. «Почему пришла к ней эта француженка? Что она скажет ей?»
— Меня зовут Рози, — чуть улыбнувшись, представилась женщина. — Я из Франции, из города Бордо…
Потом Рози умолкла, видимо, собираясь с мыслями, нервно теребила руками ремешок сумки.
— Не знаю даже с чего начать?.. Скажите, Наталья Ивановна, вы преподавали в военном колледже?
— Преподавала. Он назывался специальной школой.
— Вы не помните такого ученика — его звали Саша? Саша Малошицкий.
Много учеников было у Натальи Ивановны. И, конечно, как и у каждого преподавателя, были любимые — те, что вызывали у ней особую симпатию своими способностями, своими человеческими достоинствами. Сашу Наталья Ивановна помнила хорошо — по школе и по письмам, которые он ей писал потом, после школы. Поэтому при упоминании его имени она встрепенулась. По тихому глуховатому голосу француженки, по ее волнению, она почувствовала, что Рози пришла к ней не с доброй вестью.
— Вы знаете о его судьбе?
Француженка молча кивнула.
— Расскажите, Рози, расскажите.
— Извините меня, я очень волнуюсь. Я волнуюсь с того часа, момента, когда поезд прошел через границу, и я очутилась в России, на родине Саши… Я пришла сказать вам, что Саша… погиб.
На глазах у Рози заблестели слезы. Она раскрыла сумочку и достала из нее красный цветок гвоздики.
— Это вам, Наталья Ивановна. Это цветок с могилы Саши. Он очень любил красные гвоздики…
Наталья Ивановна взяла цветок, и вдруг Саша, живой Саша Малошицкий ясно возник перед ее глазами. Веселый, остроумный, подтянутый парень в зеленом школьном кителе.
— Где он? Где его могила? Как он погиб?
— Могила? Могила в Бордо… А где он похоронен, я не знаю.
— Как? Я не поняла вас…
— Сейчас поймете, сейчас поймете, — сказала Рози. — Это было во время оккупации. Мы взрывали кабаре, где собрались фашистские офицеры. Нас было пять… Осталась только одна я. Саша и еще трое не вернулись. Они погибли, убиты. Куда их увезли немцы, я не знаю. Я поставила Саше на кладбище памятник и считаю, что там его могила…
Рози снова раскрыла сумочку и протянула Наталье Ивановне фотографию. На ней была мраморная плита. На плите надпись: «Я всегда с тобой».