Время решать
Шрифт:
— Да, мама! Можно мне пойти во двор, поиграть?
— Можно, милая! Только погоди минутку…
Мама подходит, внимательно смотрит на голову Сесиль, поправляет бант, а затем целует дочку в лоб:
— Всё, моя хорошая! Иди, играй! Не опаздывай к обеду!
Тихий дворик в одном из районов Квебекона на Марселии. Детская площадка среди зелени. Качели, небольшая карусель, детская песочница. Нет, всего этого уже не хочется. Хочется поиграть во что-то другое.
— Сесиль! Пойдём с нами, поиграем в разведчиков!
Это Мишель. Он почему-то уверен, что когда вырастет,
— А кем я у вас буду?
— Разведчицей, конечно! Хочешь?
— А я справлюсь? Что надо делать?
— Тебя забросят во вражеский тыл, ты проберёшься в самый главный штаб, сфотографируешь документы, узнаешь планы врага, сообщишь мне, а потом тебя поймают и будут пытать!
— Почему, Мишель? Зачем меня пытать?
— Разведчиц всегда пытают, так интереснее!
— А к обеду меня отпустят?
— Да, конечно!
Вспышка боли — кто-то сильно ткнул кулаком в бок. Сон, память о детстве, словно вспугнутая птица, улетает прочь. Вот она — явь… Господи, зачем я проснулась? Лучше бы умерла…
— Вставай, французская шлюха! Хватит тебе дрыхнуть, марш работать!
Девушка шевельнулась — и тотчас боль пронзила всё тело, ударила в виски, а тошнота поползла к горлу. Сесиль застонала:
— Я не могу! Мне плохо!
— Потерпишь! А если и сдохнешь, невелика потеря! Ну как — встаёшь? Или мне взять плётку?
Превозмогая боль и дурноту, пошатываясь, Сесиль поднялась с деревянного топчана, на котором спала в минувшую ночь, как и множество предыдущих. День, боль, страх — ночь, забытьё… Вот и всё, что осталось в её жизни. Галлия, родной дом, мама, Мишель — всё это далеко в прошлом, вообще мимолётный добрый сон… Разведчиц всегда пытают, говорил тогда Мишель… То были игрушечные пытки, не страшные, скорее смешные… А здесь — наоборот, даже не нужно быть разведчицей… Превозмогая боль во всём теле, пройти в косметичку, чтобы там Надя наложила грим и косметику… Спуститься по лестнице — держась за перила, чтобы не упасть. Внизу грохот, изображающий музыку, вонь дешёвого табака, прыгающие разноцветные блики, от которых только темнее, да ещё и глазам больно… Ну и хорошо, что плохо видно… Хотя и это не спасёт…
— Марш к стенду, шлюха!
— Хозяин, прошу вас, не надо!
Звонкая оплеуха — Сесиль едва не падает от удара могучей хозяйской руки, хватается за горящую щёку.
— Поговори мне ещё, дрянь, дармоедка! Шкуру спущу!
Пусть будет стенд… Может, сегодня, сейчас получится умереть, наконец, тогда боль прекратится навсегда… Хозяин включает освещение…
— Дорогие друзья! Прекрасная Штучка ждёт вас с нетерпением! Наша Штучка очень любит, когда настоящий мужчина наказывает её своей сильной рукой за плохое поведение! Штучка плохая девчонка, но ноги у неё длинные и грудь что надо!
'Штучка' — таково теперь прозвище той, которую когда-то звали Сесиль Гарнье. Так её прозвали ещё полтора года назад, когда она танцевала на столе в этом же зале. Сейчас то время вспоминается, словно блаженство, хотя работать приходилось по шестнадцать часов в день. Питание — объедки со столов. Тогда ещё были силы считать
— Итак, господа офицеры, прошу вас! Штучка соскучилась по сильной мужской руке! Посмотрите на неё — она вся в нетерпении!
Здесь, в этом кабаке, почти не бывает офицеров, но солдаты не возражают, чтобы их повысили в звании, хотя бы до конца выходного. Вот один поднимается из-за стола, громко смеётся, снимает китель, поигрывает мускулами… Сейчас он опробует свою силу на беззащитной, измученной постоянными жестокими побоями Штучке…
Внезапно свет в зале гаснет. Грохот моментально умолкает.
— Что это такое? Почему темно? Что происходит?
— Господа офицеры, не волнуйтесь, пожалуйста! Что-то с электричеством! Я уверен, вот-вот свет будет!
Голос хозяина дрожит от страха. Видно, владелец Штучки боится, что дорогие гости разойдутся. Только куда они денутся — в темноте-то? Сидят тихо, уже не шумят, прислушиваются. И тот, который поднялся было, чтобы показать свою силу на Штучке, тоже вернулся — ощупью — на своё место. Что происходит? Почему темно? Это плохо или хорошо? Впрочем, куда уж хуже, чем то, что есть…
Бум… бум… Пол под ногами вздрагивает. Что это — взрывы? Почему? Что происходит?
— Господа, а вдруг началась война?
В голосе того, кто это говорит, слышен ужас. Да, для солдат Англии это страшно, ведь на войне их могут убить. А Штучке всё равно, от чего умереть — от кулаков или от чьего-то шального выстрела. Пожалуй, от выстрела лучше, не так больно.
Взрывы приближаются… Смолкают… Что это — наверху грохот тяжёлых башмаков? Кто это? Свет… нет, это всего лишь фонарик в руке человека, который только что вбежал сюда…
— Все на пол, ублюдки! Стреляю без предупреждения! Где Сесиль Гарнье?
Этот человек кричит по-английски, но с сильным галлийским акцентом.
— Я здесь! Сейчас подойду к вам!
Сесиль не сразу поняла, что выкрикнула эти слова. Это не она сказала, а надежда. Безумная вспышка надежды, что всё ещё поправимо.
— Веди её сюда быстро, свинья! Все остальные — прочь с дороги! Кто попытается её задержать — труп!
— Сейчас, сейчас, сэр, не беспокойтесь!
Трясущимися руками хозяин ведёт Штучку туда, откуда раздался повелительный голос с галлийским акцентом… Это свобода? Можно уходить? Это не сон?