Время рожать. Россия, начало XXI века. Лучшие молодые писатели
Шрифт:
Проснулся он в отделении милиции. Он лежал раздетый на жесткой скамейке. Ему было холодно и очень плохо. Болела голова. Он промучился несколько часов. Наконец его отвели в кабинет и молодой усатый лейтенант стал составлять протокол.
Оказалось, что милиция нашла Лаврентия в одном пиджаке, спящим в сугробе. Ни денег, ни документов у него не было. На столе перед лейтенантом лежала только мыльница.
— Это что? — спросил лейтенант.
— Мыльница.
— А в мыльнице что?
— Муха.
— Зачем?
— Я хотел ее спасти.
— От кого.
— От
— Зачем? — Лейтенант что-то записал в журнал.
— Чтобы не замерзла…
Лейтенант оторвался от стола и посмотрел на Лаврентия строго.
— Ты очень подозрительный, — сказал он медленно. — Документов у тебя нет и косишь под дурака… Фамилия?
— Зайцев.
Лейтенант записал.
— Имя?
— Лаврентий.
Лейтенант оторвался от записей.
— Лаврентий Зайцев?.. Ты что, издеваешься, пьянь?
— Почему?
— Ты что, думаешь, я дурак?!
— Кхе-кхе…
— Не кашлять! Не бывает таких имен-фамилий!
— Почему?
— Надо быть последним идиотом, чтобы назвать так своего ребенка, после разоблачения Берии!
Лаврентий вздохнул и подумал нехорошо о своих родителях, из-за которых он всю жизнь вынужден был выслушивать одно и то же…
— Меня назвали не в честь Берии, — устало сказал он. — Меня назвали в честь святого Лаврентия…
— Это тот, что ли, Лаврентий, которому уши отрезали?.. — неожиданно спросил милиционер.
Лаврентий вскинул брови:
— А вы откуда знаете?
— А ты думаешь, что в милиции одни дураки работают?!.. Мы секту в прошлом году накрыли. Допрашивал я одного преподобного. Много мне чего смешного рассказал… Значит так, подытожим… Зовут тебя Лаврентий Зайцев в честь святого, ты ходишь без документов, спишь на сугробах и спасаешь в мыльнице мух… Скорее всего, ты сбежал из психушки, где тебя принудительно лечат… Ты сбежал из психушки и первым делом, конечно же, нажрался… И еще, интуиция мне подсказывает, что ты из Москвы!
— Откуда вы узнали?
— У меня на вас нюх.
Лаврентий уцепился за эту тему и попытался рассказать лейтенанту всё, что с ним случилось.
Лаврентию показалось, что лейтенант к концу истории почти поверил и смотрел на него уже как-то более по-человечески.
— Вот примерно такая история, — закончил Зайцев.
— Ну, допустим, это так… Фамилия невесты?
Лаврентий пожал плечами:
— Я как-то не спросил…
— Хм… Адрес?
— Не знаю…
— Что же это вы, Лаврентий Палыч, ничего-то не знаете?.. А?..
Лаврентий опять пожал плечами.
— Так-так, — милиционер взял мыльницу и поднес ее к уху. — Жужжит что-то, мать ее… Значит, ты утверждаешь, что там муха?
— Да.
— Значит так… Документов нет, фамилии невесты не знаешь, адреса тоже, а утверждаешь, что в мыльнице у тебя муха?.. На, — лейтенант протянул Лаврентию мыльницу, — покажи.
Лаврентий подцепил ногтем крышку. Мыльница раскрылась, из нее вылетела муха и полетела на лампочку.
— Мать ее! — лейтенант вскочил из-за стола, свернул газету, поставил стул на стол, залез на него и ударил по мухе.
Муха успела взлететь. А лейтенант зашатался, замахал руками и полетел вниз головой прямо на железный сейф.
Всё произошло так стремительно, что Лаврентий еще не успел ничего понять, когда лейтенант уже лежал в луже крови и дергал ногой.
Лаврентий не помнил, как он выскочил из кабинета и сбежал из милиции на улицу.
Полтора месяца Лаврентий Зайцев бомжевал по подвалам города Уссурийска
Однажды он пошел на базар, выпрашивать подаяние, и там встретил Светлану. Светлана его сначала не узнала, а когда узнала — заплакала и повела Лаврентия домой отмывать и кормить.
Чистый Лаврентий сидел в кухне и курил. А Светлана в фирменном фартуке с тигром хлопотала у плиты.
Лаврентий вспомнил, что купил этот фартук бывшей жене и заулыбался.
ПОВЕСТЬ О НЕКОЕЙ БРАНИ
«Сочинена эта повесть о некоей войне, случившейся за наши грехи в благочестивой России, и о явлении некоего знамения в нынешнем последнем поколении нашем».
«Вышли два больших змея, готовые драться друг с другом; и велик был вой их, и по вою их все народы приготовились к войне».
«…ажно царевич лежит во Спасе зарезан и царица сказала: зарезали-де царевича Микита Качалов да Михайлов сын Битяговского Данило да Осип Волохов».
С самого утра началось. Прохожий у метро остановился, пытался закурить, был неосторожен. Ветер все время срывал огонек со спички, а — то ли с перепою, то ли от нервов — прикрыть не догадывался долго. Потом весь сжался, догадался наконец-то, и все так быстро произошло. Сгорел он, только одежда осталась коробом стоять, а потом с грохотом рухнула. «Был бы в сапогах — так бы и остался стоя, а тут ботинки — у брючин сцепления никакого, вот и упал, как дерево», — подумал Петр, а из брючин — пепел — ручейками — рассосался — по снегу, по снегу и исчез; только и пользы, что ходить по скользоте легче стало — зола все-таки. Стали прохожие собираться, смотрят — сгорел весь, даже пепла уже толком не собрать, кто-то в милицию побежал звонить. Слева в толпе — про скрытую энергетику, справа — про запой и водку, а Петя потрогал кожух, сказал, что, мол, орехи, они завсегда так — скорлупа если твердая, то внутри — почти точно — пусто, и думать начал, почему одежда задубела. «Наверное, у них сначала кровь вся вытекает, засыхает тут же, а что высохнуть не успело — морозом прихватило — и ага».
В ботинках, верно, осталось, что родственникам снести, их сразу накрыли газеткой, кирпичом от ветра придавили, но Петр видел, что зола сочится еще, через шнурочные дырочки, что ли, а говорить — лень. Потом милиция приехала, взяли одежду, заломали рукава, чтобы влезло в воронок, ботинки тоже взяли и уехали. Бабка охнула сбоку, заковыляла дальше, Петр подумал, подумал, не понял, чего расстраиваться-то — так все хорошо и чисто произошло; оглянулся вокруг — смотрит — пачка сигарет лежит в стороне, синяя, раскрытая, как с желтыми зубами. «Точно, — подумал Петя, — он ее как-то в руках ухитрялся держать, вот она и выпала, сам он как труха рассыпался, пальцы тоже, и все». Подобрал пачку, пошел в метро — вроде на работу опаздывает — первый день после отпуска. В переходе все размышлял, зачем взял, не курит ведь, но не класть же на место, не помешает. Достал из кармана «единый», еще удивился, что по размеру на пачку похож, показал мужику на входе, только потом опомнился, вернулся; спросил про бабушку, бабушка все время тут стояла. Выяснилось, что ушла на пенсию, Петр расстроился страшно, залез в поезд и стал вспоминать ее, и как она ему головой кивала, и какая аккуратная была.