Время Шамбалы
Шрифт:
Наконец, следует отметить еще одну причину — поражение китайской революции. «Контрреволюционный» переворот Чан Кайши в апреле 1927 г. разрушил надежды Кремля на приход революции из Китая в Тибет. В дальнейшем, в начале 1930-х, нанкинское (чанкайшистское) правительство добилось определенных успехов в попытке завязать дружественный диалог с Лхасой, что практически оставляло Москве, предавшей анафеме своего недавнего друга Чан Кайши, мало шансов.
Несмотря на изменившиеся внешнеполитические приоритеты, в Восточном отделе НКИД — так же, как, вероятно, и в ВО ОГПУ и Разведупре Штаба РККА, — продолжали пристально следить за развитием ситуации в Тибете и вокруг него. Смерть Далай-ламы в конце 1933 г. неожиданно вызвала новый всплеск интереса у советского руководства к этой стране. В «Известиях» и «Правде» появились интригующие сообщения, в которых со ссылкой на китайскую прессу говорилось, например, о решении тибетского правительства передать верховную власть в стране Панчен-ламе, о намерении последнего вернуться в Тибет при условии, если нанкинские власти предоставят ему военный эскорт, а также о «новых интригах» Британии, якобы отправившей в Лхасу своего прежнего агента Ч. Белла [524] .
524
Известия. 1933. 23 и 26 декабря. Правда. 1933. 28 декабря.
Москва реагировала на эти сообщения довольно сдержанно, очевидно, осознав бесперспективность дальнейшей борьбы с Лондоном за влияние в Тибете. Сам же Далай-лама, насколько известно, вплоть до своей кончины не предпринимал попыток реанимировать прервавшийся диалог с СССР. В своем политическом завещании, составленном в 1932–1933 гг., он с нескрываемой неприязнью писал о «красной идеологии», приведшей к полному уничтожению буддизма во Внешней Монголии, называя ее «худшим из пяти видов упадка, присущих нашему времени» [525] .
525
Bell Ch. Portrait of a Dalai Lama. London, 1987. P. 430.
Эпилог
Несмотря на утрату советским руководством интереса к Тибету, неутомимый А. Доржиев в начале 1930-х продолжал добиваться от НКИД согласия на посылку в Лхасу представителя буддийского духовенства для поддержания религиозных связей с Далай-ламой. Он был убежден, что глава Тибета, если ему станет известно о тяжелом положении буддистов в СССР — о закрытии дацанов и хурулов и арестах лам в Бурят-Монголии и Калмыкии, смог бы повлиять на советское правительство, направив Кремлю «соответствующее письмо протеста». В этой связи представляет интерес рассказ Ш. Тепкина о последней из таких попыток. В конце марта 1931 г. Ш. Тепкин (с 1926 г. являлся главой буддийской церкви в Калмыкии) по просьбе А. Доржиева приехал в Ленинград. От А. Доржиева он узнал, что тот вместе с управделами тибето-монгольской миссии Жамсарановым недавно ездил в Москву, в НКИД, где встречался в Восточном отделе и беседовал с С. С. Борисовым. Довольно неожиданно С. С. Борисов заявил «тибетскому полпреду» о целесообразности посылки в настоящее время в Тибет советского представителя, обосновав это отсутствием в течение длительного периода связи с Тибетом, и просил его рекомендовать какого-либо «надежного во всех отношениях» человека, который взялся бы выполнить такое поручение. А. Доржиев посоветовал послать Ш. Тепкина, на что С. С. Борисов ответил, что «этот вопрос мы обсудим и в ближайшее время разрешим» [526] .
526
AMБ PK. Там же. Л. 56.
Здесь, однако, возникает вопрос: действительно ли НКИД собирался весной 1931 г. — в разгар репрессий против буддистов — отправлять кого-либо в Тибет «для связи с Далай-Ламой»? Едва ли. Но в таком случае инициатива НКИД приобретает характер какой-то непостижимой для нас интриги. История эта, однако, имела продолжение. В мае 1931 г., не дождавшись ответа от С. С. Борисова, А. Доржиев вместе с Ш. Тепкиным выехали в Москву в НКИД. Здесь на этот раз их уже принял не С. С. Борисов, а замещавший его В. Д. Королев, старший референт по Монголии (тот самый В. Д. Королев, который некогда состоял членом «Единого Трудового Братства» А. В. Барченко). Он объяснил «тибетским представителям», что С. С. Борисов болен, поэтому вопрос о посылке в Тибет к Далай-ламе делегата от советских буддистов придется отложить до его выздоровления. Тогда А. Доржиев попросил разрешение на выезд в Калмыкию на лечение, где он и хотел дожидаться нового вызова в НКИД. В. Д. Королев обещал переговорить об этом с Л. М. Караханом и просил Ш. Тепкина зайти к нему позднее за ответом. В тот же день Ш. Тепкин вновь посетил НКИД, где В. Д. Королев передал ему ответ Л. М. Карахана: против поездки А. Доржиева на курорт для лечения он не возражает, однако просит его воздерживаться от публичных проповедей.
Воспользовавшись случаем, Ш. Тепкин обратился к В. Д. Королеву с просьбой продлить ему мандат заместителя представителя Тибета в СССР. В. Д. Королев принял документ и сказал, что сообщит о его просьбе Л. М. Карахану. После чего Ш. Тепкин вместе с А. Доржиевым отправились в Калмыкию. Но уже вскоре духовный глава калмыцкого народа вынужден был вернуться в Москву.
«Явившись в НКИД к Королеву, я объяснил ему, что прибыл за своим документом, т. к. в КАО (Калмыцкой автономной области — А. А.) отмечаются аресты некоторых лиц из духовенства, в связи с чем опасаюсь, как бы не получилось какого-либо недоразумения в отношении меня. Он сказал, что доложит Карахану и в конце дня даст мне ответ. После он передал, что Карахан ответил, что нет надобности в выдаче этого документа. Я был подавлен этим обстоятельством, т. к. почувствовал, что меня ожидает арест», — заявил Ш. Тепкин следователю во время допроса [527] .
527
Там же. Л. 57, 58.
Предчувствия
528
АМБ PK. Архивно-следственное дело 940-р, л. 498, 500.
529
АМБ PK. Архивно-следственное дело 27681, л. 55.
Активность А. Доржиева не могла не раздражать Москву, особенно его публичные проповеди в дацанах, по которым он много разъезжал в начале 1930-х, и тесные связи с «контрреволюционным» бурятским и калмыцким духовенством. Уже во время упоминавшегося выше посещения НКИД в феврале 1931 г. А. Доржиев имел довольно неприятный разговор с С. С. Борисовым. Согласно показанию Д. Жамсаранова (арестован в Ленинграде в январе 1937 г.), С. С. Борисов заявил А. Доржиеву, что «он переходит рамки, установленные для дипломатов, и занимается восстановлением населения Бурятии против Советской власти и что в связи с этим ему предлагается переехать на постоянное место жительства в Ленинград» [530] . Это сообщение отчасти подтвердил в своих показаниях Тепкин: «(Борисов) говорил, что мы в СССР строим социализм, в связи с чем идет обострение классовой борьбы. Вам я советую во избежание нежелательных последствий не вмешиваться в наши внутренние дела и прекратить всякую агитацию» [531] . Правда, Ш. Тепкин ничего не говорит о «дипломатической ссылке» А. Доржиева. Напротив, согласно его показанию, А. Доржиев после своего первого визита в НКИД в феврале 1931 г. уехал в Бурятию, откуда и вызвал его телеграммой в Ленинград, из чего можно заключить, что он по-прежнему пользовался свободой передвижения.
530
Справка КГБ СССР (Управление по Ленобласти) в Советский Фонд Культуры (Ленинградское отделение) от 14 февраля 1990 г. С. 2.
531
АМБ PK. Архивно-следственное дело 940-р, л. 57.
Как бы то ни было, в начале 1930-х над головой тибетского представителя уже стали сгущаться тучи. А в 1934 г. (вскоре после смерти Далай-ламы) прогремел первый гром: во время очередного приезда в Москву А. Доржиев был арестован ОГПУ. Однако уже через три недели его освободили, по-видимому, после вмешательства НКИД. Никаких конкретных обвинений ему предъявлено не было. Возможно, А. Доржиева просто хотели припугнуть. В архиве МИД (АВП РФ) хранится интересный документ — «Справка об А. Доржиеве» (предположительно составлена в 1934 г.), в которой дается достаточно позитивная оценка как дипломатической деятельности А. Доржиева, так и его личным качествам:
«Агван Доржиев — бурят, около 30 лет проживший в Лхасе, воспитатель недавно умершего Далай-ламы, — прошедший все ступени ламской иерархической лестницы (имеет звание „цанит-хамбо“ — нечто вроде сана митрополита).
В 90-е гг. Агван Доржиев подсказал Далай-ламе и правительству Тибета идею ориентации на Россию на основе формулы: Англия близка и грозит захватом Тибета, Россия территориально далека и потому покуситься на Тибет не сможет, но, в силу своего антагонизма с Англией, будет противодействовать английской экспансии.
В целях реализации этой формулы, Агван Доржиев в конце 90-х гг., к тому времени ставший фактическим диктатором Тибета, дважды ездил в Петербург и даже в Париж, а во время англо-бурской войны, в 1901 г., был официально и демонстративно принят в Ливадии Николаем II во главе тибетского посольства и получил определенные обещания поддержки.
Когда Далай Лама (бежавший в 1904 г., в связи с оккупацией Лхасы англичанами, в Ургу) не получил этой поддержки, вынужден был вернуться в Лхасу и пойти на компромисс с англичанами, Агван Доржиев остался в России, продолжая фигурировать в роли полуофициального представителя Тибета, и лишь время от времени наезжая в Лхасу.
<…> Человек очень большого ума и совершенно исключительной энергии и настойчивости, А. Доржиев в свое время до революции, пользовался среди бурят и калмыков огромным влиянием, остатки которого среди наиболее отсталых слоев, надо отметить, сохранились еще и поныне.
Во время революции Агван Доржиев возглавлял обновленческое движение в среде бурятского и калмыцкого ламства, пытаясь этим путем сохранить влияние последнего на массу и вместе с тем остаться на положении тибетского „полпреда“, хотя прежнее политическое влияние в Тибете он уже потерял, несмотря на все свои попытки поддерживать связь с Далай-Ламой и верхушкой тибетского ламства» [532] .
532
АВПРФ. Ф. 100, оп. 1, пап. 1, д. 10, л. 1–1 об.
По какому поводу была составлена справка, мы не знаем, но нельзя исключить того, что она имеет какое-то отношение к аресту А. Доржиева в 1934 г. Год спустя власти обрушили репрессии уже на лиц из ближайшего окружения А. Доржиева: в мае 1935 г. в Ленинграде была арестована группа лам, проживавших при буддийском храме под защитой «Тибето-монгольской миссии», как А. Доржиев с 1931 г. называл свое дипломатическое представительство.
В том же 1935-м при загадочных обстоятельствах погиб его заместитель, бурятский лама-«перерожденец», Ганжирвагеген Данзан Норбоев.