Время собирать камни
Шрифт:
Тоня вышла из дома, чтобы отнести бабке Степаниде свежее печенье, и обнаружила, что повалил густой снег. Она оглядела сад, вздохнула и накинула капюшон. Медленно бредя по тропинке, которой почти не было видно, думала о том, что Виктор может доиграться со своим пистолетом и пристрелить кого-нибудь не того. В том, что ночью она видела не убийцу, а совершенно другого человека, Тоня почти не сомневалась, хотя и не смогла бы объяснить своей уверенности.
Пакет с печеньем приятно грел ладони. Недавно добрая Степанида угощала Тоню маленькими печенюшками, испеченными мастером на все руки Женькой. Печенюшки были потрясающе вкусными, рассыпчатыми, с корицей, ванилью и каким-то слабым, непонятным привкусом,
— Представляешь, Вить, — сказала мужу вечером Тоня, с удовольствием поедая маленькие треугольники, — печенье ведь Степанидин Женя сам испек! Вот бы ты у меня был способен на такое…
— Еще не хватало! — огрызнулся Виктор, не расположенный шутить. — Что за мужик такой, который печенье печет целыми днями? Хуже бабы, ей-богу. Я бы еще понял, если б он шашлык готовил, а ерунду такую… Нет, не понимаю.
— Во-первых, не целыми днями, — заступилась за охотника Тоня. — Во-вторых, мужик он вполне полноценный. Ты посмотри, как он Степаниде помог за то время, что живет у нее. Кстати, она хвасталась недавно, что он в бане новую скамью сделал и полки поправил.
— Да ее баню нужно полностью перекладывать, а не скамейки в ней делать.
— Все равно, — заупрямилась Тоня. — И с забором он нам помог…
— За пятьсот рублей, — вставил Виктор.
— И Мысиным с дверью…
— За триста.
— Да ну тебя! — рассердилась она. — Нет бы — слово доброе сказать, так только обругать можешь лишний раз.
Тоня взяла тарелку с печеньем и ушла на кухню читать любимого Акунина…
И вот теперь она напекла печенье сама и вспомнила про Степаниду. Тоня вообще старалась приносить ей побольше сладостей, помня по своим бабушке с дедушкой, как старики любят конфеты и печенье. Степанида ворчала, но подношения принимала с видимым удовольствием.
Задумавшись о соседке, Тоня не заметила, как вышла на улицу. Снег повалил еще сильнее, поднялся ветер, и тут справа от Тони хлопнула калитка. Она оглянулась — ее собственная была прикрыта на щеколду. Закрываясь рукой от холодных хлопьев, Тоня прошла несколько шагов к заброшенному дому и остановилась. Калитка была открыта. Вновь налетевший порыв захлопнул ее, а через пару секунд она опять с тихим скрипом отворилась.
Тоня стояла и смотрела на открывающуюся и закрывающуюся дверцу, а в голове ее рождалась смутная, еще до конца не осознанная догадка. Сказав себе, что она только закроет соседскую калитку, Тоня подошла к заброшенному дому, огляделась… и вошла во двор.
Ветер стих. Калитка сзади захлопнулась. Тоня стояла перед крыльцом, заваленным снегом так, что было похоже на пушистую горку. «Какой ноябрь снежный в этом году», — пришло ей в голову совершенно некстати, а в следующий момент она обошла крыльцо и вышла в сад.
Никого не было. Тоня сама не знала, что ожидала увидеть, но была разочарована. «А если здесь прячется убийца? — неожиданно сообразила она, и по коже пробежал мороз. — И что я тогда буду делать?» Стараясь ступать как можно тише, хотя шагов и так не было слышно из-за снега, она пошла по саду, постоянно оглядываясь и прислушиваясь. Тишина успокоила ее. Тоня надеялась увидеть какие-нибудь следы и только сейчас сообразила, что если они и были, то валящий хлопьями снег сразу скрыл их. Вздохнув, она развернулась, чтобы идти обратно, и замерла на месте.
Под старой райской яблоней, около которой ее в сентябре застал участковый, что-то белело. Белое на белом — она сама удивилась, как заметила это. Тоня подошла и подняла со снега смятый листок бумаги с двумя прорезями для глаз. «Неудивительно, что я не узнала лицо», — подумала она. И тут вдруг
Ощущение было таким сильным, что она обернулась и посмотрела прямо на дом. И без толку, потому что стена, выходившая в сад, была глухая, без окон, и Тоня об этом знала. Смотреть на нее неоткуда! Ей стало не по себе. В деревне стояла тишина, даже собаки не лаяли, и стоять перед облепленным снегом домом, чувствуя чей-то взгляд и понимая, что этого не может быть, было страшно. Очень страшно.
Крепко сжав в одной руке бумажную маску, а в другой пакет с остывшим печеньем, Тоня медленно пошла обратно. У крыльца остановилась, потому что сзади ей послышался шорох. Она обернулась, но за спиной был только заснеженный сад. Глубоко вдохнув, Тоня быстро пробежала мимо крыльца, толкнула калитку и выскочила наружу. Калитка за ее спиной хлопнула и больше не открылась.
Страх прошел, и Тоня застыла на улице в нерешительности. Нужно было кому-то сообщить о маске и о том, что в доме кто-то есть, но она не знала, ни куда звонить, ни с кем разговаривать. Да и что сказать? Мол, мне почудилось, что на меня кто-то смотрит? Глупость какая. Но оставлять находку просто так Тоня не могла, листок в ее руке говорил сам за себя. «Капица!» — вспомнила она и обрадовалась. Сразу все стало проще, и Тоня уверенно направилась к избушке участкового.
Через двадцать минут она шла обратно без былого воодушевления — Капицы дома не оказалось, Тоня безрезультатно стучала пять минут в окно. Оставалось только вернуться и ждать до вечера, пока приедет Виктор. У нее мелькнула мысль обратиться к охотнику Женьке и рассказать, что в заброшенном доме кто-то есть. Но что тот-то мог сделать? Не пойдет же он, в конце концов, выламывать дверь в чужом доме! И самое главное — на задней стене нет окон!
Раздумывая, молодая женщина почти дошла до опустевшего дома Мысиных, когда впереди на дороге показалась темная фигура. Тоня остановилась, пригляделась… «Графка! — мысленно ахнула она. — Опять?!» Старик медленно ковылял к ней, закутавшись в старую телогрейку, которую она уже видела на нем. Рваная черная ушанка закрывала лоб, но не настолько, чтобы Тоня не разглядела старый синяк на правой брови. Она свернула с дороги на тропинку, помня о том, чем заканчивались их последние встречи, и с твердым намерением не дать сумасшедшему повода начать буйствовать. Но Графка перелез через сугробы и тоже оказался на тропинке, ведущей к Тониному дому. Тоне опять стало не по себе — старик явно хотел встретиться. Она остановилась и стала ждать.
— Что, покойница, удрать хотела? — еще издалека хрипло крикнул старик. — От Евграфа не удерешь!
— Что вам нужно? — сдерживаясь, спросила Тоня. — Опять орать станете?
— Зачем орать? — усмехнулся алкаш, подойдя к ней. Выглядел он еще хуже, чем в прошлый раз: ушанка его была в чем-то измазана, а в телогрейке просвечивали дыры. — Орать не я буду, а ты! Что, огонька не хватило на тебя? Ты не бойся, хватит на вас на всех!
Глаза его забегали по Тониному лицу, и ей захотелось закрыться от Графки рукой. Алкаш поднял руку, вытянул перед собой длинный желтый палец и направил его на Тоню.
— И что это у нас такое? — Голос его стал удивленным. — Своровала! Своровала!
Тоня посмотрела на пакет с печеньем, но Графка говорил не о нем. Он не сводил взгляда с белого листа с двумя прорезями, который она по-прежнему держала в руке.
— Это что, ваше? — опешила она.
Старик ничего не ответил, только перевел на нее слезящиеся глаза.
— Ой какая ты, покойница, любопытная, — почти ласково произнес он. — И зачем же это ты такая любопытная? Ну-ка, дай сюда!
С неожиданным проворством он схватил маску. Тоня от удивления разжала пальцы, и бумажный лист оказался у Графки.