Время собирать камни

Типатов Владимир

 ...Наступили четвёртые сутки пребывания Виктора в камере следственного изолятора, и снова никто не вызвал его для допроса. Всё это очень походило на психологический прессинг. Похоже, кто-то сознательно пытается выбить его из колеи, лишить воли и заставить мечтать о любом способе, вновь обрести свободу. Виктор уже перестал тешить себя мыслью о досадном недоразумении. Он уже не сомневался в том, что всё, произошедшее с ним не только не случайность и не в горячке реализованное кем-то желание повозить его мордой об стол, а тщательно спланированная акция на его уничтожение. Официальное обращение, написанное Виктором в адрес следователя, дало результат

только через два дня, но это был не тот результат, на который он рассчитывал. Завозился ключ в замке, загремел отодвигаемый засов, и дверь в камеру открылась.

 - Ну, наконец-то хоть увижу своего следователя, - подумал Виктор, вставая со скамьи и направляясь к выходу.

 Не очень молодая, довольно симпатичная женщина-контролёр, посмотрела на Виктора долгим, внимательным взглядом, потом опустила глаза и сказала, что его вызывают не к следователю, а в оперативную часть для беседы.

 - Это ещё для чего? – удивлённо спросил Виктор, но женщина ничего не ответила ему, молча закрыла камеру и приказала идти вперёд.

 Остановившись у двери кабинета опера, женщина тихо сказала ему в спину: - Вы там это...поаккуратнее разговаривайте с Иваном Фёдоровичем. Виктор резко обернулся и посмотрел на женщину. Взгляд её был слегка смущён и встревожен.

 - Спасибо за предупреждение, - тихо сказал Виктор. – Вы замечательная женщина, и форма вам к лицу. Женщина смутилась ещё больше и, не поднимая глаз, постучала в дверь кабинета.

 Тюремный опер, немолодой уже, сухощавый майор, вышел из-за стола и пожал вошедшему Виктору, руку.

 - Прошу садиться, Виктор Сергеевич, – предложил опер и жестом указал на стул. Видимо майор решил придать беседе доброжелательный тон.

 Как человек сведущий в тюремных традициях, всё-таки имея за плечами срок, Виктор знал: для беседы в оперчасть периодически приглашают практически всех обитателей следственного изолятора. Хотя бы для того, чтобы сбить с толку и скрыть от контингента тех, кто сотрудничает с администрацией, а, попросту говоря – стучит на сокамерников. «Наседки» есть почти в каждой камере, но распознать их порой бывает очень трудно, почти невозможно.

 - Виктор Сергеевич, мы оба понимаем, что вы у нас надолго не задержитесь, и пассажир вы нетипичный для здешнего контингента, но я обязан выслушать ваши жалобы, если таковые есть, а так же услышать пожелания, если и такие у вас имеются.

 - Если у меня и есть жалобы или пожелания, то они не в ваш адрес, - сказал Виктор.

 - Понимаю, вас угнетает бездействие следствия, - сочувственно вздохнул опер. – Но должен вам заметить, что по закону, у следователя есть десять дней с момента доставки вас в наше учреждение. Так что – не обессудьте. А что вы скажете о бытовых условиях содержания в камере? Есть какие-то пожелания? Сейчас совсем другие времена настали, и человек состоятельный вполне может позволить себе иметь в камере и телевизор, и холодильник, даже евроремонт можно сделать в камере.

 - Евроремонт в камере делать не надо. Я не собираюсь обустраиваться здесь надолго. А вот переселиться в одиночную камеру я бы не отказался.

 - А что в общей камере вас не устраивает? Есть проблемы с контингентом?

 - Нет никаких проблем, просто я люблю тишину и одиночество, тогда мне лучше думается, а подумать мне, как вы догадываетесь, есть о чём.

 - Действительно, подумать вам есть о чём. Хорошо, я дам команду, чтобы вас отвели в одиночную камеру, кстати, в этой камере, год назад сделали капитальный ремонт, конечно не евроремонт, но достаточно хороший. Тогда у нас отдыхал один, тоже очень богатый "пассажир", так вот он рассказывал, что волею случая, довелось ему провести несколько месяцев в тюрьме за границей, в частности – в Швеции. Он рассказывал поразительные вещи: там задержанному предлагают

на выбор постельное бельё, белое или цветное. Предлагают на выбор камеру и даже сокамерников. Представляете, там пятиразовый «шведский» стол, Интернет, спортивный зал и даже женщин определённого поведения - и всё за счёт заведения. Но, до шведского уровня нам ещё далеко, но хотелось бы хоть как-то благоустроить наше учреждение, - с сожалением вздохнул опер. – Кстати, тот богатый сиделец спонсировал нашему учреждению энную сумму денег, и после отсидки, до сих пор не забывает нас.

 - Это по его просьбе отремонтировали камеру?

 - Скажем так - при его финансовой поддержке.

 - Находясь здесь, я даже рубля не могу снять со своих счетов, тем более, что они наверняка заблокированы, - сказал Виктор, догадавшись, куда клонит опер. – Если посодействуете открыть хотя бы некоторые счета, тогда и я мог бы стать вашим спонсором.

 - К сожалению, это не в моей компетенции, - вздохнул опер, и Виктор увидел, что сожаления по этому поводу у майора вполне искренние...

 ...И опять Виктор шёл по длинному коридору СИЗО в сопровождении женщины-контролёра, только теперь она конвоировала его обратно в камеру.

 - Вы каждый день дежурите? – спросил Виктор и попытался оглянуться.

 - Разговаривать и оборачиваться нельзя, - строго сказала контролёр и слегка замедлила шаги, разрывая расстояние между ней и арестованным. Виктор опустил голову и больше не проронил ни слова.

 - Лицом к стене, - приказала контролёр, останавливаясь возле дверей камеры и забренчала связкой ключей. И это приказание Виктор выполнил молча.

 - Заходим в камеру, - сказала женщина-контролёр и захлопнув за ним дверь, закрыла её на замок, потом открыла «кормушку» и тихо сказала: - «Я дежурю через сутки», и тут же захлопнула «кормушку».

 - Через сутки, - машинально повторил за ней Виктор, и медленно опустившись на скамью, задумался.

 «Видимо я на долго застрял здесь, если опер предлагает сделать мою камеру немного благоустроенней и уютней, наверняка он что-то знает такое, что неведомо мне. Неужели я действительно надолго становлюсь здесь пассажиром? Так, спокойно, надо что-то делать, надо подключать рычаг Архимеда, только мне не надо переворачивать землю, мне надо только перевернуть этот следственный изолятор, а перевернуть его можно только одним рычагом – денежным. Значит надо искать того, кто сможет выкупить меня отсюда, за любые бабки, я потом всё верну с процентами, только свалить бы отсюда».

 Мысленные рассуждения Виктора прервал стук открываемой «кормушки».

 - Виктор Сергеевич, может у вас сигареты кончились, так я могу поделиться, - сказала женщина-контролёр, протягивая ему начатую пачку. – Я всё-равно скоро сменяюсь, так что обойдусь без курева.

 - Благодарю, - сказал Виктор, подходя к окошку и взяв пачку, погладил протянувшую её руку. – У меня как раз свои кончились.

 Женщина выдернула свою руку из его руки и захлопнув окошко для раздачи пищи, прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Грудь её поднималась и опускалась, она прерывисто дышала и беззвучно что-то шептала побелевшими губами. Вспомнились и замелькали перед глазами кадры фильма «Тюремный роман», о любви следователя прокуратуры и осужденного бандита.

 - Нет...нет...ни за что...я же не сумасшедшая, запретный плод всегда сладок, - прошептала женщина-контролёр, не открывая глаз и всё ещё прижимаясь спиной к стене.
– Но Боже, как же он красив!

 - Светлана Георгиевна, ты чего не выспалась?
– раздался рядом мужской голос и женщина-контролёр вздрогнула и открыла глаза.

 - Да...вчера дети...у меня же их четверо, - смущённо улыбнулась женщина.
– То с одним провозищься, то с другим уроки...поздно легла. Знаете, как это тяжело одинокой женщине одной управляться?