Время terra incognita

Спящий Сергей Николаевич

поправили. Дарить можно вещи. А разве Тарлан это вещь? Потому и «привёз», а не «подарил». Когда-то, очень давно, собаки первыми выбегали из

пещер навстречу опасности или кидались на опасного зверя во время охоты. Потом две из них первыми вышли в космос, пролагая дорогу человеку.

Сейчас верные звери снова первыми идут по неизведанной дороге, по которой, когда-нибудь, следом за ними, пройдёт и человек. Честно отработав треть

собачьей жизни в институте изучения возможностей генетического конструирования,

Тарлан отправился на заслуженный отдых ловить мышей и

барсуков в просторах казахстанских степей. Добрый, умный, надёжный пёс. У всякого общающегося с Тарланом человека создавалось иррациональное

впечатление, будто тот относится к нему немного покровительственно. Соглашаясь взять честно поделенную половину обеда, Тарлан выказывал

расположение к понравившемуся ему представителю людского племени. Люди ценили это и, спрашивая взглядами разрешения, трепали пса за холку, а

девушки и вовсе тискали, словно большую мягкую игрушку. Тарлан стоически переносил ласки, понимая, что люди всего лишь люди и не могут

противостоять своим обнимательным инстинктам.

Красловск совсем молодой город. Он ещё строиться и долго будет строиться. Станет прирастать зданиями, заводами, дворцами спорта, научными

институтами и обязательными для закрытого городка воинскими частями. Однако работа уже кипит вовсю мочь! Корни горы Жалфыз-Тик подгрызают

туннели шахт. Из-под земли, к ещё и наполовину не достроенному, но работающему, производственному комплексу доставляют богатства подземных

кладовых. В одном цехе кипит работа. Соседний только строится.

Монтажники едва приступили к прокладке сетей, а Конь и Мотылёк уже в нетерпении. Без дела не сидят – необходимо организовывать институт, формировать программу исследований и приоритетность. Умелым головам работа всегда найдётся. Были бы головы.

Вечерами – бдения над предварительно сделанными расчётами. Перепроверка. Поиск ошибок. Споры о различных подходах к начальной конфигурации

сети. Многомерные пространства. Вектора. Тензоры. Иной раз доходило до сюрреалистического: на ящиках, перевёрнутых вёдрах и деревянных чушках, а то и на пустом корпусе безвозвратно сломавшегося строительного робота. Собранные Мотыльком и Конём учёные: старая гвардия из бывшего НИИ

СамСиса и новое пополнение из участвовавших в рождении краснопресненского и чернореченского интеллектов. Сидели где и на чём придётся. Вокруг

алых углей от прогоревшего костра. Под шатром звёздного неба. Словно братскую чашу, передавая по кругу белые экраны планшетов с расчётами и

выводами формул. Спорили, ругались, мирились - работали.

Печёная в костре картошка, порезанная на половинки, проложенная кусками зажаренного тут же, под звёздным небом, мяса. Посыпанная крупной солью

смешанной с кусочками красного, жгучего перца. Поежали не сходя с места и не выпуская из рук планшетов.

Продолжали говорить с набитыми ртами.

Даже маститые заслуженные учёные, забыв все свои заслуги перед мировой наукой, водили по экранам небрежно вытертыми от жира пальцами и, увлёкшись, называли противников своей точки зрения ослами и не смыслящими в сетевой топологии орясинами.

Если требовались серьёзные расчёты, неподъемные для слабых вычислительных модулей в планшетах – пересылали данные краснопресненскому

интеллекту Нэлли. Новосибирск заканчивал самовосстановление, да его ещё дополнительно нагрузили управлением производствами. Эра крайне занята

освоением нелёгкой воинской наукой. Нэлли считала что-то серьёзное для физиков и для космиков, но всегда находила для «папы» Коня на своих

распределённых процессорах несколько дополнительных миллиардов вычислительных тактов.

После того как из Краснопресненска приехали его «девочки», Конь так и рвался в бой, возмущаясь медленной работой монтажников, энергетиков, строителей – всех вокруг. Порой и Мотыльку доставалось за некоторую медлительность. Конь как будто стал жить в каком-то ускоренном ритме по

сравнению с окружающим миром.

«Девочки» оказались молодыми, но вполне компетентными сотрудницами. Они часто заходили в гости пить чай в жилую ячейку, где жили Мотылёк и

Наташа. Как правило: сначала приходил Конь, а они или вместе с ним, или подтягивались чуть позже. Иногда «девочки» приходили без Коня и тогда, окольными путями, начинали выспрашивать у Мотылька о том, кто из них двоих, по его мнению, больше нравится Коню. Как будто у него есть время

расспрашивать друга о таких глупостях!

Поначалу Наташа встретила «девочек» холодно, но затем они подружились и, беззастенчиво используя численное преимущество, начали строить

мужской коллектив. Причём больше доставалось, почему-то, Мотыльку. Конь, как утка в дождь, непонятым образом всё время выходил сухим из воды.

Ночные посиделки с планшетами вокруг костра заканчивались отчаянными зевками. Учёные расходились по жилым ячейкам. Перед сном Мотылёк

невольно бросал долгий и молчаливый взгляд на луну. В степи она казалась больше и ближе. В новостях раз за разом повторялось: космические части

красной армии ведут позиционные бои за обладание укреплёнными лунными базами. Очень сложно было совместить в сознании две крайности: он здесь, а на луне война.

На луне – война, а он здесь, где по утрам одуряющее пахнет весенняя степь и звонкий лай Тарлана собирает желающих на утреннюю разминку.

Интеллект Эру перековывают в оружие, и не важно, что она сама того желает – так нельзя. Новосибирск выжимает последние проценты

производительности, настраивая и управляя работающими на космос заводами и комплексами. Физики завалили Нэлли расчётами чего-то