Время Тому Назад
Шрифт:
– Не знаю, ты не показывала мне его фото. Но без эфиров Кассио «Импульс» стал обычной радиостанцией. Круассан?
Маева стремилась заболтать любопытство Соланж и успеть прибраться, чтобы не было вопросов. Стоило произнести «круассан», Соланж уже была тут как тут. Выбирая себе чашку, она, конечно же, удивилась, что среди вымытых есть кофейная. К тому же, Маева позабыла про оставленную на плите джезву.
– Но врач запретил тебе пить кофе, – Соланж взглянула на неё, словно строгая учительница.
– Кстати, будешь?
– Буду.
– Этьен. Мы познакомились в баре. Гуляли, болтали, были в кино, – Маева прислонилась к стене напротив окна.
– Этьен? А помнишь, летом я говорила тебе, что ты произносишь это имя во сне?
– Слушай… точно!
– Ну и?
–…Ты и вправду это говорила.
– Ну, да. Я говорила… Этьен симпатичный?
– У него чарующий взгляд и самые длинные на белом свете ресницы. Глаза, как вечер… Никогда раньше не встречала настолько глубокой синевы. Я пропадаю в ней и не могу вернуться…
Маева налила себе ещё чаю. Соланж никак не выкинет из головы то, что услышала. Пожалуй, стоило немного приоткрыть дверь шкафа к секретам, пока у Соланж не отрос длинный нос.
– А сколько Этьену лет?
– Двадцать четыре. А улыбка как у мальчишки, тёплая и искренняя…
– И убойные ямочки на щеках. Он – стройный и смуглый шатен. Слегка не брит и давненько не стрижен, но все равно, очуметь, какой милый, – Соланж погрузила светлую голову в пакет и размышляла, с чего начать: с круассана или бриоши с черничным джемом.
– Каспер? – Маеву не на шутку насторожило то, что Соланж известны такие подробности.
– Да-да? – Соланж рассеянно взглянула на подругу, вынырнув из пакета.
– Откуда знаешь?
– Будь добра, подай мне, пожалуйста, чайную ложечку и «Нутеллу». Ну и заодно подумай, почему до тебя ещё до сих пор не дошло, кто такой Этьен?
Маева молча поставила перед Соланж начатую банку шоколадной пасты и протянула её любимую чайную ложку, украшенную эмалью.
«Значит, Этьен и есть Кассио».
Это его эфиры они с Соланж слушали по ночам, когда познакомились в выпускном классе. Тогда Кассио был звездой радио «Импульс». А радио «Импульс» было одной из лучших станций Европы. Стало понятно, почему Этьен так хорошо разбирался в музыке…
– А ты разве не спросила Этьена, чем он занимается? – Соланж хлебнула кофе, искупала круассан в «Нутелле» и, жуя на ходу, направилась в спальню.
– Совсем позабыла, что именно об этом нужно спрашивать сразу, как только знакомишься с парнем, – Маева проследовала за ней.
– Верю. Рядом с таким симпатягой можно обо всём забыть. Но только не о том, что… – Соланж выдержала недолгую паузу, распахнула створки шифоньера и обернулась, просияв. – Идрис добыл два билета на Идола, представляешь? Мы с ним идём на лайв!
– Видишь, как мой названный брат заботится о тебе? – Маева взглянула
– Настоящий кавалер, – Соланж дожёвывала круассан и отправляла свои немногочисленные наряды из шифоньера на кровать. – Мне нечего надеть, а встреча с новым клиентом через полчаса. Надеюсь, мы переедем куда-нибудь на Елисейские Поля, и не станем снимать ту клетушку на Монмартре.
– Мне она нравится. И Монмартр – тоже. А ещё, я в восторге, что наконец-то покидаю «Ле Шарли». Меня ждут свобода и расчёт.
– Эта крыса уволила тебя?
– Перестань, ты же знаешь: я только и делала, что напрашивалась.
– Тебе не место в баре. Рисовать для моих заказчиков тоже так себе идея. Тебе нужно нечто большее.
– Но ты придушишь меня, если твой клиент получит только пять постеров, – Маева улыбнулась и указала на неё пальцем.
– Само собой…
Соланж убежала, так и не переодевшись. Проводив её, Маева устроилась на подоконнике с начатым эскизом постера. Тона пастели расцвечивали фрагмент сада Тюильри на сером картоне. Маева добавила к осеннему пейзажу девушку, идущую по бордюру пруда, и юношу, держащего её за руку.
После суматохи вчерашнего дня и ночного нон-стопа клонило в сон. Пришлось отложить работу и отправиться в душ. Время позволяло. Замереть под звук воды. Чувствовать её тепло и ласку, закрыв глаза. Представить, что это Этьен. Маева хотела бы его узнать. Улететь с ним за горизонт, туда, где созвучны сердца, сплетены объятия, и поцелуй уносит в вечность. Она думала о нём. О том, как он прикасался к ней, насколько был ласков и нежен, когда произносил её имя. Наваждение электричеством пробегало по телу и отзывалось меж бёдер огнём и слабостью. Грёзы о том, как всё будет, туманили разум. Они преследовали Маеву, под строчки из песни Шаде.
«Будь со мной в моих снах, пожалуйста. Ты со мной, словно ангел и ветер с моря…»
Эта песня была связана с Этьеном с тех пор, как он начал сниться ей. Маева слушала Шаде снова и снова. Под ветер и дождь, что вернулись в город, и поэтому, сегодня так напоминало вчера. Только Этьена не было в дверях бара. Табурет, на котором он сидел, не был занят. Десять минут до полудня, заведение считалось официально закрытым.
– Как дела, Маева? – очкарик-Раф улыбнулся ей.
– Привет, Рафаэль.
Рафаэль… Если слышишь такое имя, то вряд ли представишь себе этого дистрофика. Хочешь – смейся, хочешь – плачь, это, наверняка, самый абсурдный и нелепый из Рафаэлей… Присев на табурет у разросшейся монстеры, Маева мысленно вернулась во вчерашний полдень. Вчера это место принадлежало Этьену. Кто-то оставил кофейную чашку. Даже чашка напоминала о нём.
«Милый Тьенно, как же легко к тебе привязаться…»
– Тебе просили передать, – Раф вынул из кармана фартука запечатанный конверт и отдал Маеве.