Время ужаса

Гвинн Джон

'Па, ты меня беспокоишь'.

Олин глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

Новые люди в Кергарде, те, с кем ты дрался. Они мне не нравятся.

'Мне они тоже не нравятся', - сказал Дрем. 'Хотя нет нужды делать меч, чтобы убивать их'.

Мелькнула улыбка. 'Нет, сынок. Я не буду ковать меч, чтобы убивать их. Для этого достаточно моего топора или ножа. Нет, я имею в виду, есть что-то неправильное в том, что они здесь. Я чувствую это. И старый Бодил, которого якобы убил наш белый медведь...

У меня

были... сомнения на этот счет, - сказал Дрем, нахмурившись, вспоминая след от ремня, врезавшийся в плоть запястья Бодила. Он рассказал об этом своему отцу.

Отец кивнул, одарив его гордым взглядом.

Да, вот о чем я говорю. Здесь происходят странные вещи. Новая шахта, шахтеры, люди, найденные мертвыми в Дикой местности, костры. Считайте меня подозрительным, но мне все это не нравится".

Мне не нравятся новые шахтеры! подумал Дрем, вспоминая Виспа Бороду и драку возле рынка.

И вдобавок ко всему проклятые кадошим разжигают страсти на юге - говорят о человеческих жертвоприношениях и кто знает о чем, - а бен-элим требуют от своих воинов десятину и налоги. Это они во всем виноваты, - прорычал Олин, с трудом сдерживая ярость и дикость. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. И с меня хватит, - сказал он с медленным выдохом. 'Что-то не так, и когда я чувствовал это раньше, мы собирали вещи и уходили. Уезжали. Но куда еще идти теперь?

Дрем пожал плечами.

'Я собираюсь покончить с этим. Со всем этим".

Дрему не нравилось, как вел себя его отец, как он говорил, как смотрел в его глаза - сосредоточенность, граничащая с безумием.

'Как? Па, ты не в себе. Что ты имеешь в виду?

'Я собираюсь выковать меч из звездного камня и отрубить им голову Асроту'.

Дрем почувствовал непреодолимое желание померить пульс и чуть не выпустил из рук мехи. Между ними надолго воцарилось молчание, даже треск огня и углей утих.

'Что?' недоверчиво спросил Дрем.

Он что, сошел с ума?

В голове Дрема вспыхнула тысяча вопросов. Его отец игнорировал его.

Дрем крикнул "ПА!", но тут его отец зашевелился, весь мрачный, сосредоточенный, и по выражению лица Олина Дрем понял, что тот не собирается больше болтать. Олин щипцами опустил кусок металла из звездного камня в кузницу, положил его на белый жар углей, такой горячий, что в воздухе висела мерцающая дымка.

Дрему стало дурно от всех этих разговоров о бегстве и прятках, о Бен-Элиме и Кадошиме. Сколько он себя помнил, Дрем и его отец жили вдвоем, в одиночестве, но Дрем привык к нему и любил его. Разговоры о том, что мир прорвет их пузырь и ворвется в их жизнь, изменив все, вызывали у Дрема чувство страха и тошноты.

И он говорит об Асроте? Владыке демонов Кадошима. Но он мертв уже сто лет, или жив и запечатан в расплавленном камне

в Драссиле, вечной тюрьме. Все это знают.

Они оба стояли в тишине, глядя на черный матовый металл. Ничего не происходило.

'Недостаточно горячо?' сказал Дрем.

Олин стоял, глядя на кусок металла, тусклого, непроницаемо-черного, потом кивнул сам себе, выпрямился. Он снял с пояса нож и открыл рот, заговорил, но не на том языке, который узнал Дрем, слова вырывались из его горла, жидкие и неземные, от которых у Дрема волосы вставали дыбом на руках и затылке, ледяной холод струился по венам даже в потном жаре кузницы.

"Tine agus fola, iarann agus cruach, lann a maraigh an aingeal dorcha", - сказал его отец, одновременно проводя ножом по ладони, на которой появилась темная полоса, и щелчком запястья разбрызгивая кровь по кузнице и звездному камню. Раздался шипящий звук и сладковатый запах, а там, где капли крови попали на звездный камень, камень начал пузыриться, поднимаясь, как волдыри, распространяясь по темному металлу, словно пролитые чернила.

Па, - прохрипел Дрем, его голос был сухим и надтреснутым. 'Ты меня пугаешь'.

Черный металл начал светиться, сначала красным, потом оранжевым, а затем белым.

"Па! сказал Дрем громче.

Олин проигнорировал его, потянувшись за щипцами и молотком.

Когда они вышли из кузницы, на востоке забрезжил рассвет, и вода в озере Звездного Камня окрасилась в бронзовый цвет. За ночь выпал снег, толстым слоем легший на землю, но теперь крыша мира была безоблачной, бледная, свежая синева казалась бесконечной, а воздух холодным и резким. Дрем нашел его освежающим после ночи густого жара и ударов молота в кузнице.

Дрем ехал позади своего папы, глядя на его спину со смесью ужаса и благоговения.

Что произошло прошлой ночью? Меч выкован, мой отец произнес заклинание...

Его разум пытался разобрать события, распутать их и собрать воедино в форме, напоминающей логику. Но ничего не получалось.

Кто мой отец? Это было ужасающее чувство - осознавать, что он не знает человека, с которым провел всю свою жизнь, почти как головокружение, как будто мир смещается под его ногами.

Они почти не разговаривали после того, как Олин начал придавать форму раскаленному металлу: молот, молот, кручение, охлаждение, нагрев и снова молот, и окалина вытекала из металла, как черные слезы. Дрем работал над мехом, между ударами обмакивал меч в воду и масло, а под конец разделил работу с Олином. Шум и запахи кузницы наполняли чувства Дрема, пока он пытался осмыслить то, что рассказал ему отец. В конце концов он потерялся в ритме и грохоте их работы.

Глаза Дрема остановились на свертке из овечьей шкуры, притороченном к седлу Олина, - всего лишь тень в первых лучах рассвета.