Время ужаса

Гвинн Джон

Он сошел с дороги и заскользил по пологому склону, когда Рив вышла в луч света. Он освещал ее светлые волосы, выделяя золотые нити.

Я думала, ты не придешь", - сказала она, на ее лице и в глазах читалась ранимость. Ее нос распух и покраснел, засохшая кровь запеклась в одной ноздре. Напоминание о том, что она заплатила цену за помощь ему на оружейном поле ранее в тот день.

Почему бы и нет?" - спросил он, нахмурившись. Он должен был поблагодарить ее.

'Неважно, - пожала она плечами. Вот.

Она сняла со спины сумку и протянула ему.

Она была кожаной, из тех, в которые белокрылые упаковывали свое снаряжение, отправляясь в поход. Форма внутри надавила на кожу.

'Что?' сказала Бледа, нахмурив лоб.

'Просто возьми это', - сказала Рив, встряхивая его.

Он нерешительно взял, затем открыл шнурок и заглянул внутрь. Было трудно разглядеть, тени леса были густыми и тяжелыми, свет колебался вокруг них, когда ветви качались высоко вверху.

Тогда доставай, - нетерпеливо сказала Рив.

Даже ее голос выдает ее эмоции!

Бледа поднял взгляд и увидел, что она пристально смотрит на него.

Он запустил руку в сумку, нащупал что-то гладкое, извилистое. Его желудок подпрыгнул, и через мгновение его замешательство сменилось шоком и радостью, потому что он мгновенно понял, что это.

Сиракский лук.

Он медленно, с недоверием достал его из кожаного мешка и взял в руки.

Не просто сиракский лук. Мой лук.

И мысленно он вернулся в Аркону, девяти лет от роду, сидел в герре с открытым окном и смотрел, как его брат делает этот самый лук с чувством, близким к поклонению.

Подай мне рашпиль из акульей кожи, братишка, - сказал ему Алтан. Теперь, когда сухожилие высохло, нам нужно убрать эти грубые края. Иначе оно будет похоже на кулек колючек, что не поможет, когда ты будешь целиться в задницу Черена, а?

Алтан засмеялся и показал ему, как расправить тетиву, приклеенную к луку, с помощью акульей кожи, которую они выменяли у купцов, проделавших долгий путь из Тарбеша, далеко-далеко на жарком юге. Другой мир, думал тогда Бледа, все его существование состояло из Арконы и Травяного моря.

Он так сильно любил своего брата, и внезапно нахлынувшие воспоминания были настолько яркими и четкими в его сознании, что на мгновение ему показалось, что он чувствует запах пота брата. Это было как удар в его нутро. С его губ сорвался стон, и зрение помутилось, слезы залили глаза.

'Ты в порядке?' спросила Рив.

Бледа моргнул, покачнулся в тени деревьев.

'Я...' - сказал он. 'Мой лук. Как?

'Я увидел его в грязи, в тот день в Арконе. Просто подобрала его, не знаю почему. Я должна была отдать его тебе давным-давно, не знаю, почему я этого не сделала. Я просто... Она странно посмотрела на него, затем пожала плечами и опустила голову. 'Мне жаль.'

И глядя на нее, слыша ее слова, Бледа почувствовал, что его почти захлестнул новый прилив эмоций. Гнев, что его лук был так близко, все эти годы, эта физическая, осязаемая связь с братом, с домом, когда все остальное было лишь хрупким воспоминанием,

слабым и мимолетным, как утренний туман. Но другой эмоцией, пронизывающей его, была радость. Это было почти как возвращение брата, призрачные воспоминания, пропитавшие этот лук, словно клей для осетровых, которым они его скрепляли. Радость от того, что он видит свой лук, прикасается к нему, от ощущения целостности, которого ему так долго не хватало, что он не понимал, что его нет. До сих пор.

Глядя на Рив, эти две эмоции боролись внутри него, туда-сюда, ярость и радость, радость и ярость.

Радость победила.

Спасибо, - прошептал он и позволил себе призрак улыбки, глядя на лук в своих руках: кончики пальцев переходили с потертой, обтянутой кожей рукояти на плавные, изогнутые линии нервных конечностей, рог на поясе, сухожилия на спине, все покрыто бесчисленными слоями лака, последний щелчок по костяным ушкам, где крепилась нутряная тетива.

Я старалась заботиться о нем, - пробормотала Рив, и Бледа убедился в этом. Он слегка потянул за тетиву, почувствовал ее сухость и понял, что при большем нажиме она лопнет и порвется.

Это достаточно просто исправить.

В остальном лук выглядел почти так же, как и прежде.

'Ты сделала, я вижу', - сказала Бледа. Он в прекрасном состоянии".

Она улыбнулась ему, от нее исходило тепло и счастье.

Она как солнце, когда счастлива, и как печь, когда сердится. Я никогда не знал никого, кто был бы настолько противоположен моему народу. Все кипящие эмоции зажаты в мешке из кожи, крови и костей. Только наедине со своими сородичами или кланом мы, сираки, можем быть такими. Перед врагом холодное лицо - король.

В этом было что-то привлекательное, если бы не бесчисленные годы, в течение которых дисциплина и контроль вдалбливались Бледе в каждое мгновение жизни.

Свобода в том, чтобы быть таким, никакой тайны, никакого сокрытия того, кто ты есть. А иногда усилия по сохранению контроля настолько изнурительны, что ощущение провала при малейшем промахе становится сокрушительным.

'Значит, ты доволен?' спросила Рив, нахмурившись.

'Да', - сказала Бледа, внутренне усмехаясь от недосказанности.

'Ну, ты мог бы быть хотя бы немного благодарным', - заметила Рив.

'Я благодарен, - сказал Бледа. 'Очень благодарен'.

'Правда? Ты уверен? произнесла Рив, сузив глаза.

Да. Я никогда не чувствовала себя более благодарным за всю свою жизнь. Словами не выразить мою благодарность".

'Ну, ты так не выглядишь, - сказала Рив, - но тогда я поверю тебе на слово'.

Я бы сделал кое-что для тебя, чтобы вернуть долг, который я теперь должен тебе", - сказала Бледа. Он сразу же почувствовал себя в глубоком долгу перед Рив и был вынужден попытаться что-то с этим сделать. Хотя, по его расчетам, ничто и никогда не могло полностью возместить поступок Рив.