Время великих реформ
Шрифт:
Рассказами про подробности нашего пребывания и про наши поездки и прогулки я Тебе надоедать не буду. Жена, вероятно, про все это пишет подробно. Ограничусь только общим впечатлением, которое Греция на меня произвела. Что более всего здесь поражает, это процесс возрождения этого молодого и энергического народа.
Успехи его в эти 30 лет, со времени его освобождения от Турецкого ига, – поразительны, но они были бы еще значительнее, если б этому периодически не мешал запад, как то было в знаменитой и гадкой истории Пачифико [291] , и в 1854, 55 и 56-х годах, когда Французы и Англичане держали тут свой гарнизон. Но это последнее обстоятельство имело и свои хорошие последствия, ибо усилило общее национальное чувство и почти уничтожило Французскую и Английскую партии.
291
В
Самое явное стремление в народе – это стремление к просвещению. Вся страна покрыта учебными заведениями; почти каждая деревня имеет свою школу, и везде учение даровое, то есть все содержится Правительством, учащиеся же ничего не платят, и оттого почти весь народ грамотный. И все это учение и воспитание чисто свое, национальное, без влияния западных бредней, и основано на Православии, в котором страна чрезвычайно сильна.
Это влияние Православия так сильно, что оно распространилось даже на католического короля Оттона. От долгого пребывания в этой стране он совершенно, так сказать, огречился, то есть сделался Греком и заставил забыть, что он сам католик. Вообще, я мог здесь убедиться в чрезвычайной популярности Короля и Королевы в народе.
В высших слоях общества есть много недовольных и большая партия антикоролевская, но народ весь стоит за Короля и Королеву, особенно с 1855 года, когда видели, что он должен был терпеть от французов и англичан. Это тяжкое время испытания, которого подробности действительно превосходят всякое воображение, создало неразрывную связь между народом и Королем.
К нам, к России, сочувствие есть большое, но оно более религиозное, чем политическое, потому что здесь чувствуют, что мы слишком далеки, чтоб быть Греции столь полезными, как бы хотели, и что Запад слишком близок и Флотами и войсками слишком легко может против них действовать, как и было в 1854 году.
Нас принимали чрезвычайно ласково и дружески, Король и Королева приняли нас, как родных (Король двоюродный брат жены, а брат Королевы женат на сестре жены), и потом предложили нам говорить друг другу ты. Они приехали к нам на Фрегат только что мы встали на якорь, что здесь сделало очень хорошее впечатление.
Народ нас принимал тоже очень дружески, но неприличного энтузиазма никакого не было. Вел я себя здесь как можно осторожнее и, кроме министров никого не принимал, потому что меня предваряли, что много недовольных из оппозиции двору будут у меня просить аудиенций. Поэтому я от всяких аудиенций решительно отказался и знаю, что это было королю очень приятно. В день Твоего рождения была торжественная обедня в нашей великолепной Посольской Церкви, куда приехали in corpore [292] все Министерство и весь Дипломатический корпус, так что это было и весьма торжественно, и весьма прилично.
292
В полном составе (лат.).
После обедни дипломатический корпус, Министерство, Председатели обоих камер и всех присутственных мест, Генералитет и все Греки, имеющие Русские Ордена, собрались во дворце для принесения поздравления с этим торжественным днем, так что это имело вид политической демонстрации в Твою честь. Вечером был большой бал.
Сегодня вечером мы отправляемся в море. Дай Бог, чтоб переход был удачный, дабы жинка не слишком страдала. Политических новостей никаких не было и это увеличивает общее ожидание и беспокойство.
Я начинаю серьезно думать о том, каким путем нам придется возвращаться? Эти последние дни нашего пребывания здесь были столько приятны, как и все остальные. Король и Королева в высшей степени с нами милы, все Греки чрезвычайно учтивы и явно довольны видеть Русских у себя в гостях.
Теперь пора и кончить это длинное и несвязное письмо, за которое прошу прощения. Следующее будет, вероятно, из Обетованной земли, куда мы с нетерпением желаем добраться.
Прощай, любезнейший, дорогой мой Саша. Да благословит и да хранит Тебя Бог в теперешних трудных обстоятельствах. Обнимаем с жинкой Тебя, Марию и детей от всей души.
Далее следует приписка Александры Иосифовны:
Je n’ai pas pu еcrire des dеtails sur notre charmant sеjour ici `a Maman parce que Amеlie ne me laisse pas le temps de le faire `a force d’amabilitе. Elle a dеclarе qu’Elle profiterait de chaque moment pour ^etre ensemble et me tire par la manche quand je prends la plume `a la main dеsirant toujours causer avec moi.
Nous sommes enchantеs de la mani`ere cordiale dont nous avons
293
Я не смогла написать мама о некоторых подробностях нашего чудесного пребывания здесь, потому что Амелия так добра со мной, что совершенно не оставляет мне времени это сделать. Она заявила, что пользуется каждой минутой, чтобы побыть со мной, и тянет меня за рукав всякий раз, как я беру в руку перо, желая постоянно беседовать со мной. Мы очарованы сердечным обращением с нами короля и королевы, которые оба – прекрасные люди. С нетерпением жду ни с чем не сравнимого счастья преклонить колени перед гробом Господним и вознести молитвы о тебе, любимый Саша, о Марии и о всей семье. Да поможет тебе Бог в наступающие трудные времена! (фр.).
Благодарю тебя, любезный Костя, за письмо твое перед отъездом из Неаполя и за поздравления к 17 ч[ислу] из Афин. Радуюсь, что вы оба поправились, и надеюсь, что теперешнее ваше путешествие укрепит вас обоих.
Насчет вашего возвращения через Францию, при теперешних политических обстоятельствах и при возгоравшейся уже войне в Италии, нахожу его неудобным, тем более что Наполеон, как кажется, сам желает принять командование над войсками, следовательно, вы его в Париже уже не застанете. По всему этому желаю, чтобы вы из Яффы шли на «Рюрике» прямо в Константинополь и оттуда в Одессу, и сухим путем уже сюда.
Гауровиц [294] писал мне, что он желал бы для тебя несколько недель отдыха и лечения где-нибудь на Германских водах, но при теперешних обстоятельствах присутствие твое здесь необходимо. Равно и для Санни лучше быть дома, чем таскаться по Германии, куда, вероятно, и Матушка навряд поедет, ибо при теперешнем напряжении умов в Германии надобно ожидать или всеобщей войны, или внутренних смут.
Надеюсь, что приход твой на «Рюрике» чрез Дарданеллы и Босфор не встретит препятствия. Я уже приказал написать об этом Лобанову [295] в Константинополь и тебя уведомить в Яффу. Если бы, паче чаяния, мы встретили в этом препятствия, то в таком только случае разрешаю тебе идти прямо в Марсель и потом сухим путем кратчайшим домой; т. е. до Киля или Штетина, а оттуда морем.
294
Иван Самойлович Гауровиц (1803–1882) – действительный тайный советник, лейб-медик высочайшего двора, главный инспектор медицинской части морского ведомства.
295
Алексей Борисович Лобанов-Ростовский (1824–1896) – князь, русский дипломат. В 1859–1863 гг. – посланник в Константинополе.
Эскадре нашей прикажи из Яффы возвращаться в Кронштадт, не заходя в Англ[ийские] порты. Если бы, чего я, впрочем, надеюсь не будет, возгорелась война между Францией и Англиею и par contrecoup [296] с нами, то она всегда найдет убежище во Франц[узских] военных портах. Ты видишь, что политический горизонт после последнего моего письма не только не прояснился, но стал еще грознее.
Наши предложения о конгрессе, принятые сначала всеми безусловно, кроме Австрии, встретили непреодолимые препятствия благодаря упрямству этой державы, поддерживаемой двуличностью Англии. Из газет ты увидишь все переговоры и предложения, которые перекресчивали друг друга.
296
По реакции (фр.).