Время вестников
Шрифт:
Назначенный д'Ибеленом срок меж тем неумолимо приближался.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Линия судьбы
В невообразимо далеком Лондоне, столице королевства Английского, начались Рождественские празднества. Неслышно сыпался с низких серых небес белый снег, мелодично перезванивались колокола, служились благодарственные молебны, шумели за праздничными столами гости. На дверях любого жилища – от замка до бедняцкой хижины – появились традиционные ветви вечнозеленых остролиста и тиса. Спаситель вновь
Константинополь, столицу Византийской империи, заливало дождем. Налетевший с Черного моря холодный шквалистый ветер метался по улицам, срывая с деревьев уцелевшие листья и гоняя мусор. Частые струи назойливо барабанили по свинцовой черепице. Рычала сливающаяся в клоаки мутная вода, и до здешнего Рождества оставалось двенадцать дней. Мессир Гай Гисборн весьма удивился, узнав, что греческое летоисчисление так сильно разнится с принятым на его родине. Лев Треда объяснил франку причины, ссылаясь на разногласия между папой Григорием Гильдебрантом, установившим канон отсчета дней и лет для жителей Европы, и императором Юлианом, не пожелавшего следовать римскому порядку. Сэр Гисборн смиренно выслушал, кивая, но мало что понял.
Он задремал под рокот ливня и очнулся под монотонный шуршащий звук капель, стекающих по промасленному отрезку шелка в полукруглом окне. Представшие рассеянному взгляду Гая предметы остались неизменными: шелковый золотистый балдахин в россыпи бирюзовых цветов и четыре поддерживающих его витых столбика. Дальняя стена, потрепанный арабский ковер в темно-алых и черных тонах. Ближняя стена с окном, сквозь которое проникает немного света и доносится мерный шум ливня.
Четвертый день он безвылазно жил в этой комнате, не испытывая ни малейшего желания покидать ее или раскаиваться в недостойном рыцаря поведении. Четвертый день сумасшедшего, какого-то языческого счастья.
Четыре дня и ночи, проведенные рядом с Изабель. С Зоэ – таким оказалось ее настоящее имя. С Зоэ из рода Склиров – Зоэ Склиреной.
Нынешним сереньким утром Гай наконец-то проснулся самостоятельно, а не от тычка острым локотком в бок. Зоэ спала. Во сне подвижное личико ромейки сделалось очень спокойным и строгим. Почему-то она казалась старше своих законных лет.
Беззвучно ухмыляясь, мессир Гисборн осуществил давно задуманную маленькую месть. Вытащил из кошеля и аккуратно пристроил на узорчатой подушке Зоэ четыре тускло блестящие монеты с изображением восседающей на троне фигуры. Закрыл глаза и прикинулся спящим, на всякий случай приготовившись к поспешному бегству в дальний угол комнаты и обороне от разъяренной девицы.
Рыжая сонно заворочалась, наткнулась ладонью на холодную монетку и мгновенно очнулась. Имелась у ромейки такая полезная способность.
– Это что? – она поднесла золотой кружок ближе к глазам. Повертела так и сяк, изучая неожиданную находку. – Одна, две… четыре. Гай, не притворяйся. Я знаю, ты не спишь. Что это такое, я тебя спрашиваю?
– Деньги, – невинным тоном откликнулся ноттингамец. – Четыре номизмы. Доброе утро.
– А почему только четыре? – сдвинула брови Склирена.
– Сама говорила, по здешним ценам ночь без изысков стоит одну номизму, – въедливо напомнил мессир Гисборн. – Мне вдруг пришло в голову, что мы провели тут уже целых четыре ночи, а я до сих пор ничего тебе не заплатил. Вот, теперь мы в расчете. Четыре номизмы потому, что никаких
– Ах, ты! – в голову франка полетела подушка. Зоэ хихикнула, сгребла монеты в горсть и швырнула на пол. – Нахал! Римских изысков ему подавай! А ты подумал, каково пришлось мне? Я ведь до сих пор в себя придти не могу! Ночами снятся кошмары о том, что меня посадили на необъезженного жеребца и заставили сделать десять кругов галопом по Ипподрому!
– Ну уж и необъезженного, – Гай тщетно попытался скрыть смущение под напускной деловитостью. – Между прочим, все не успеваю спросить. У тебя есть родственники? Отец, мать, дядя, хоть кто-нибудь?
– Зачем тебе понадобилась моя родня? – искренне удивилась бывшая Изабель.
– Чтобы просить твоей руки, разумеется! – фыркнул мессир Гисборн. – Нельзя ведь всю жизнь провести в доме свиданий. Выйдешь за меня замуж, Зоэ?
– Спроси через неделю, я пока поразмыслю, – съехидничала рыжая девица и погрустнела: – Нет, Гай, теперь у меня никого нет. Никого и ничего. Матушка еще лет десять тому изнурила себя постами, молитвенными бдениями и бесконечными паломничествами. Отец погиб в захудалой крепостце на восточных границах. Был брат, Алексис… не думаю, что он еще жив, хоть и надеюсь. Была усадьба в Константинополе и земельные участки в феме Пафлагонии – наверняка реквизированные в императорскую казну. У меня остался только Треда, наш бывший управляющий и мой воспитатель. Обратись к нему. Думаю, он с превеликим удовольствием вручит меня тебе. Ты ему понравился. Кирие Лев весьма уважает таких людей, как ты – упорных в достижении поставленной цели.
Теперь, когда многое встало на свои места, мессир Гисборн сообразил, почему манера речи почтенного Льва Треды казалась ему неуловимо знакомой. В столь же циническом и желчном духе изъяснялась незабвенная Изабель Уэстмор.
– Лев всегда меня защищал – и в детстве, и теперь, – задумчиво продолжала Зоэ. Они сидела посреди разворошенной постели, поджав ноги и обхватив колени руками. – Когда я вернулась и обнаружила, что дом заперт, а брат под арестом, он спрятал меня. Он и Костана, хозяйка «Луны». Она его давняя подруга. Они оба здорово рискуют, так что в скором времени мне придется подыскивать новое убежище.
– Тебе надо вообще исчезнуть из Византии, – решил Гай. – Раз я смог найти тебя, значит, сумеют и другие. Едем со мной в Иерусалим! Когда я… э-э… закончу свои дела в Святой Земле, вернемся в Англию.
– Никуда я не поеду, – Зоэ оскалилась, показав мелкие острые зубки. – Еще чего! Никому не позволено выгонять меня из собственного дома! Они еще пожалеют, что так обошлись с нашей семьей! Старый мешок с костями, дражайший кирие Дигенис, пожалеет в первую очередь! Я что, зря надрывалась, волоча треклятые сундуки через всю Европу?
– Архив все еще у тебя? – поразился ноттингамец.
– Конечно, – хмыкнула девица. – Точнее, та его часть, что я вдумчиво отбирала в свободное время. Преспокойно лежит под нашей кроватью. Кипа телячьих шкурок – моя единственная защита. Мой способ отомстить и выжить. Я так тщательно подбирала эту коллекцию жемчужин! Грех отдавать ее в чужие руки!
– Как же я раньше не подумал, – удрученно пробормотал Гай. – В Камарге ты схватила отнюдь не первый попавшийся сундук, верно? У тебя было время переворошить архив и отложить наиболее ценное… Проклятье!