Время воина
Шрифт:
— Знаю, — с легкими нотками недовольства произнес жрец. — Ты уже ходил по тропе иной Яви, возмутив ткань мироздания. Теперь появляются проблемы, связанные с твоими путешествиями.
Жрец явно затягивал начало ритуала.
— Я не по своей воле ушел туда.
— И это знаю. Впрочем, за все, что здесь произойдет, отвечаешь только ты. Угодно Перуну ваше братство — темный воин останется жив.
Никита перевел дух. Жрец еще о демонах ничего не сказал. Если знает, то молчать не станет. Значит, невдомек ему, что молодой волхв «якшается» с нечистью.
— Встаньте у Алатырь-камня напротив друг друга, — приказал жрец
Никита с Олегом выполнили приказ. Жрец подал нож волхву и объяснил, как нужно действовать. Ритуал прост. Сначала тот, кто дает клятву верности тебе и твоему роду, режет ладонь и произносит нужные слова, держа руку таким образом, чтобы кровь капала на Алтарь. После этого Никита должен пустить свою кровь и сказать, что принимает клятву. Потом пожать руку друг другу. Ничего сложного.
— Есть какая-то особая клятва? — на всякий случай спросил Олег, заметно напрягшись.
— От сердца говори, — буркнул первый жрец, которому не нравилось, что в ритуале участвует потайник. — Приступайте.
Наступила тишина. Полозов взял в руки неожиданно тяжелый нож, вытянул над камнем руку и на мгновение застыл, что-то решая для себя. Нелегко сделать шаг по невидимому мосту над пропастью с одной-единственной ловушкой, ведущей к гибели. Наконец, глубоко вздохнув, он полоснул по ладони клинком и передал его Никите, а сам заговорил при первых каплях крови, упавших на антрацитовую поверхность камня:
— Пусть моя кровь станет свидетелем верности и служения побратиму, стоящему рядом. Клянусь, что ни одним своим поступком, ни словом не опорочу честь Рода, в который вхожу как воин. Клянусь защищать брата, его жен, детей, сестер, воинов клана и всех, кто присягнул Никите на верность. Если нарушу слово, данное сейчас, готов принять любую смерть от его руки.
Он замолчал, глядя в потемневшие глаза Никиты, но руку не убирал, давая крови растекаться по Алтарю. Лишь на мгновение он посмотрел вниз, чтобы потрясенно увидеть, как Небесный камень жадно впитывает в себя жизненную влагу.
Никита полоснул свою ладонь и тоже вытянул руку. Свою речь он начал так же, как и Олег:
— Пусть моя кровь станет свидетелем принятой клятвы побратима, стоящего рядом. Клянусь защищать его так же, как и своих жен, детей, сестер, воинов клана и всех, кто присягнул мне и моей Семье на верность. Отныне мой дом стал твоим домом, моя пища — твоей пищей. Ты мой брат, и пусть Перун скажет свое слово.
Он не стал напоминать о наказании за отступничество. Зачем, если и так все ясно? Предательство убьет Олега раньше, чем рука Никиты коснется его.
Ладони мужчин сцепились в рукопожатии, смешивая текущую из порезов кровь. Олег с изумлением увидел, как меняется цвет глаз Никиты. Из непроглядного черного он стал светлеть, превращаясь в светло-голубой, потом — в зеленый, плавно переходящий в серый, из глубин которого стали проявляться красные всполохи.
«Стихии! — догадался Полозов, не в силах разжать руку, которую стало жечь огнем. Он растекался лавой от запястья до предплечья, и мало кто бы выдержал подобную экзекуцию. Это не было тем приятным теплом. Боль оказалась настоящей, но потайник терпел, сжав зубы. — Никита обладает всеми Стихиями, а чернота в глазах —
Он заметил, что Никите тоже было нелегко. Тавро Велеса на плече налилось алым, и казалось — еще немного, оно вспыхнет огнем, выжигая само себя. Медальон тоже вносил свою лепту в происходящее. Рунические резы осветились нежно-зеленым светом, и надо полагать, снижали дискомфорт. Недаром на губах Назарова играла улыбка. И Олег тоже попытался в ответ растянуть губы, но подумал, что это будет похоже на оскал зверя. Сил оставалось только успокаивающе моргнуть. Дескать, все в порядке.
Никита не мог понять, почему Перун молчит. Ладно, сейчас зима, и вряд ли он своим громовым раскатом даст знак. Но ведь есть иные возможности! Терпеть боль в руке и на плече становилось невозможным. Кровь уже закипала в венах, даже жрецы и Патриархи заволновались. Неужели небеса не примут клятву? Значит, решили уничтожить нарушителей?
Знак дал Алтарь. Он в какой-то момент стал светлеть, окутывая стоящих перед ним мужчин светло-лазоревым туманом. Все происходило в точности так же, как во время свадьбы Никиты и Даши. Но окружающая действительность была иной. Побратимы оказались на оплывшем и заросшем травой и кустарниками кургане, рядом с огромным дубом, чья крона с шелестящими листьями закрыла половину звездного неба. В воздухе стоял аромат степных трав, потрескивающий костер освещал глубокие трещины в коре старого могучего дерева. Не убирая руку, Никита тихо сказал:
— Ничему не удивляйся. Ждем.
Полозов кивнул. Удивительно, что боль куда-то ушла, кровь больше не бурлила вулканической магмой. Еще не пришло осознание удивительного переноса из пещеры на открытую местность, где не было зимы, где с удивительной четкостью ощущались запахи и звуки, даже звон уздечки внизу под курганом. Наверное, боевой конь траву щиплет, — с усмешкой подумал Олег. Здесь он тоже был с голым торсом, как и Никита, но почему-то в плотных кожаных штанах и в сапогах.
— Родовая память, — снова сказал Никита, видя растерянный взгляд побратима. — Все в порядке, — и громко выкрикнул, глядя в бархатисто-черное небо: — Перун, дай нам знак! Мы открыты перед тобой!
Далекий горизонт озарился сиренево-белыми вспышками, едва слышимые раскаты грома покатились по звездному куполу. Небесная колесница Перуна приближалась к кургану, грохоча колесами по невидимым камням. Внезапно над головой сверкнула молния, до боли напоминающая какую-то руну. Возможно, Никита узнал ее, но Олегу сейчас было не до этого. Если бы его не вовлекли в историю с вызовом демона на далеком отсюда Лусоне, ни за что бы не поверил в сюрреализм происходящего, сведя это все к какому-то особому способу гипноза, дыму от воскурений или еще чего странного. Потайник не видел предводителя воинства Перуна с его божественными атрибутами, но он ощущал присутствие необыкновенной магической силы, взвихрившей пространство. Все вокруг заискрило, засверкало змеящимися линиями, как будто двое человек попали в грозовой эпицентр. Над головой раскатисто треснуло и пошло гулять эхом по небосводу. Этакий гигантский колун развалил со звоном сухую чурку невероятных размеров. Потом бабахнуло еще дважды, совершенно оглушив побратимов; самый главный свидетель их клятвы ударил огненным мечом в дерево. Вершина дуба заискрилась, осветилась нереально желто-алыми всполохами, вырывая из темноты восторженное лицо Никиты.