Время волка
Шрифт:
Одним движением парень сорвал фетровую шляпу. Послеполуденное солнце осветило лицо.
Ещё секунду назад Лафонт поклялся бы, что его больше уже не поразит никто и ничто. Однако теперь он открыл рот. «Этого не может быть. Он не смеет!»
Но сомнений не было. Перед ним стоял Томас Ауврай. Или кто-то, кто был на него очень похож.
— Вы знаете, что я должен арестовать вас, Ауврай! — прикрикнул он на Томаса. — Вы забыли, что сказал маркиз д’Апхер? После того, как вы ступите на эту землю, ваша жизнь на свободе закончится.
— Во-первых, по этой причине я не выпускаю мою
— Вы не соблюдаете обязательства и ещё также ставите условия? — прикрикнул на него Лафонт. Было гораздо проще злиться, чем радовался тому, что он снова видит молодую упрямую голову. Томас слегка качнулся, и Лафонту только сейчас бросилось в глаза, что молодой человек совершенно истощён. — Я соглашусь с вами, что моя контора – это нейтральное место на следующие полчаса. Привяжите вашу лошадь во дворе.
Не поворачиваясь ещё раз к Томасу, синдик возвратился в кабинет.
— Зайдите! — приказал Лафонт писарю. — У меня беседа с... месье Бланом – одним. И чтобы никто нам не мешал! Ах, вы ждёте... Принесите мне чашку кофе и булочку. Потом постучите и ждите снаружи.
Писаря насторожил этот странный заказ, но он убрался восвояси.
Несколькими минутами позже Томас вошёл так осторожно, как будто боялся, что вернётся в тюрьму. Только когда он удостоверился, что они были совершенно одни, то облегчённо вздохнул.
«Стал недоверчивым», — подумал Лафонт. — «Лучше поздно, чем никогда».
Томас не сел, а стянул коричневый парик из конского волоса с головы и судорожно провёл по волосам. Они были коротко острижены на ширину пальца, вероятно, он боялся, что его белокурые волосы выдадут его. Эта маскировка действительно была превосходной. Парень напоминал здесь вчерашнего бледного студента как волкодав болонку. Томас загорел и стал сильнее, черты его лица заострились, и давали некоторое представление о печали и горе. В целом, он выглядел повзрослевшим и более уверенным, и поневоле восхищал Лафонта. Только голубые глаза Томаса казались не изменившимися, по-прежнему что-то вопрошающе неотложное лежало в его глазах.
— Вы прочитали моё письмо? — выпалил он. — Я не мог, конечно, вдаваться в подробности, но вы, наверняка, зачитали...
Лафонт заставил его жестом замолчать и сел за письменный стол.
— Я предпочитаю устные слова написанным. Расскажите, что вы здесь делаете? Почему, чёрт возьми, вы занялись переодеванием... Возвращаетесь как бродяга и ещё под чужим именем?
— Я узнал в Париже, что зверь далеко не убит!
— Ну, тогда вы, пожалуй, единственный. Король вычеркнул нас из своей карты.
— Это было более или менее случайно. Но это всё-таки происходит? Сколько было жертв после того, как мы уехали?
Этьен Лафонт вздохнул. Для него это было поражением, назвать цифру.
— Тринадцать нападений в этом году, — ответил он хриплым голосом. — Большинство в апреле, и в мае четыре. Каухемар по-прежнему сидит в тюрьме, но не имеет с убийствами ничего общего – он только сумасшедший. Он не разговаривает,
— Никакой ни англичанин, — выдохнул Томас. — Это соответствует моему наблюдению! — теперь Лафонт узнал юношу, который побледнел при виде мертвецов в госпитале. Он нервно облизнул губы и начал рассказывать.
Хорошо, что Лафонт сел. И с каждым предложением у него было чувство, что груз на его плечах становится тяжелее. «Хоть мне Томас и нравится», — подумал он, — «но он – проклятье».
— И? — закончил Томас. — Что вы об этом думаете?
— Всякий раз, когда вы появляетесь, появляются новые неприятности, думаю я! — сказал сухо Лафонт. — И здесь больше проблем, чем может выдержать наша провинция. Мы можем только молиться, чтобы ваше предположение оказалось ошибочным.
Томас был искренне поражён.
— Как вы можете говорить такое! — он подошёл к столу, и Лафонт уже подумал, что его кулак опустится на дубовую поверхность. Даже движения Томаса были больше не контролируемыми, как никогда. «Или, может быть, это только было причиной того, что он больше не цепляется за папку для рисунков, когда станет держать её как щит между собой и миром».
В этот момент, к счастью, постучал секретарь. Томас обернулся.
— Не горячитесь! — сказал Лафонт. — Это не кавалерия, которая арестует вас. Сядьте. Вы выглядите совершенно умирающим от голода. Когда вы что-нибудь ели последний раз?
Томас сильно качал головой.
— Это неважно, важно...
— Чёрт возьми, сядьте, наконец! Они всё равно падают!
В конце концов, Томас повиновался. Лафонт пошёл к двери, принял маленький поднос с чашкой и белым хлебом с изюмом, и поставил всё перед гостем.
— Пейте! — приказал он. — Я не могу использовать полумёртвых осведомителей, которые только сумбурно лепечут. И потом мы спокойно поговорим.
Было хорошо увидеть, как на самом деле мальчик успокоился. Он скривил рот, когда глотнул глоток горячего питья, но заметно расслабился.
Лафонт сделал глубокий вдох.
— Хорошо, теперь с самого начала. Вы думаете – это ирландский волкодав?
— Подкупает сходство. И кто может позволить себе таких собак, если не дворяне? Или англичане, которые привезли таких дрессированных собак во Францию. Впрочем, тогда нужно было искать собак в корабельных списках.
— То, что было не так.
Томас кивнул.
— Тогда ещё лучше подходит моё второе соображение. Во время путешествия я размышлял много времени, и кое-что бросилось мне в глаза: один из королевских проводников собак однажды объяснил, что если щадить охотничьих собак, то у них отрастают ногти длиной почти в палец. После сезона охоты они короткие и отточенные. Ну, зверь, вернее звери – имеют длинные когти. Никакого чуда: убийца выпускает их всего только несколько дней или недель из их укрытия, и то, только для того, чтобы охотиться один или два раза по его команде. Следовательно, они должны быть спрятаны недалеко от места преступления. Итак, убийца находится – или убийцы находятся – среди нас. Может быть звери размещены в замке? При этой мысли мне в голову пришёл месье Эрик. Он просто одержим собачьими боями.