Время Вьюги. Трилогия

Кулак Петрович И Ада

— Разве мы не получили хлеб? — улучив момент, когда жрица выдохлась, поинтересовался маг у Немексиддэ. Та поджала посиневшие губы:

— Получили. Наши материковые коллеги в этом плане обязательны. С учетом запасов, до середины осени нам хватит. А в июле будет следующая поставка. Архипелагу голод не грозит.

— Тогда чего она опять орет?

— Просто она всегда орет, — в сердцах ответила Немексиддэ. По счастью, с флангов ее прикрывали Сигрдрив и Имлад, уже четверть часа ведущие неспешную беседу о каких-то хитрых патронах. В оружии Ингмар понимал очень мало, в патронах — еще меньше, но почему-то ему казалось, будто разговор затеян исключительно для

того, чтобы они с Немексиддэ могли обмениваться мнениями, не опасаясь быть услышанными.

Маг серьезно сомневался, что стоило почти полчаса трястись в подъемнике, поднимаясь на головокружительную высоту, только ради ознакомления с богатым внутренним миром и политическими взглядами Нейратез. У Ингмара за десять с лишним лет знакомства с высшей жрицей сформировалось вполне определенное мнение о том, как именно можно решить ее проблемы. Всего-то и требовалось выписать из какого-нибудь материкового борделя специалиста широкого профиля. Другое дело, что магу сложно было представить сумму гонорара, которую избавителю следовало бы запросить за свои услуги. Ингмар подозревал, что столько денег на Дэм-Вельде не найдется, даже если сверху приплатить апельсинами.

Правда, при всем отвратительном отношении к этой вздорной бабе с непомерными амбициями, в смелости маг ей отказать не мог: сам он бы в жизни не полез на помост, с которого она обращалась к толпе. А вот Нейратез уходящее в бесконечность море и небо за спиной волновали мало. Жрица стояла, картинно раскинув руки, так что ветер рвал широкие рукава белого облачения во все стороны, и вещала. Если сбросить со счетов тот факт, что с точки зрения приземленного южанина она несла некий религиозно-философский бред, густо замешанный на идее расового превосходства нордэнов и, так и быть, калладцев над остальными неполноценными расами, оратором Нейратез была хорошим. Как он сам прекрасно сознавал, куда лучше, чем Немексиддэ. Наместница, при всем своем здравомыслии и умении вычленять главное, совершенно не могла говорить на публике и всегда читала по собственноручно написанной бумажке. Впечатление это производило не самое выигрышное. Особенно если сравнить подтянутую, ослепительно-белоснежную Нейратез и измотанную бессонницей Немексиддэ. Ингмару приходилось видеть карикатуры, изображающие жрицу и наместницу в виде роскошного белого альбатроса и ободранной скопы черно-белого цвета, с явным намеком на прокалладскую политику Немексиддэ. В чем-то Ингмар мог согласиться с художниками: альбатросы, как известно, имели неприятную привычку жрать падаль.

— И сегодня, в день начала весеннего сева, мы просим своих богов…

— Сеять позже начинать не пробовали? — сквозь зубы бросила Сигрдрив. — Опять ни хрена не взойдет.

— Традиция, чтоб ее, — фыркнул Имлад.

— У кого-то вместо мозгов — традиция, — Сигрдрив нахохлилась. — Может, наши деды и бабки в апреле уже вовсю миловались на сеновалах, но лично я, когда в следующий раз потащусь сюда, надену шапку. То, что Зигерлинда тысячу лет назад засеяла поле именно через месяц после весеннего равноденствия, не значит, что нам следует бросать семена в мерзлую землю.

— Скажи это Нейратез.

— Очумел? Да я быстрее с зеркалом договорюсь.

— Тогда помолчи, — пожал плечами Имлад.

Нейратез плавно воздела руки. На фоне светло-серых небес, темно-серого моря и огромных колоколов она сама выглядела почти богиней. Кроваво-красные бусы, полностью закрывавшие горло жрицы и спускавшиеся на грудь, тревожно горели. Было в этом ярком пятне на фоне серого дня что-то зловещее. Зрение Ингмар посадил еще в институте, и

когда он впервые приехал на Архипелаг — в качестве то ли калладского наблюдателя, то ли разведчика — очки носить стеснялся: нордэны крайне брезгливо относились к малейшим физическим недостаткам. Тогда он впервые увидел Нейратез издали, неподвижно сидящей в кресле, и почему-то испугался, что у той перерезано горло. Позже он сработался с Немексиддэ, оказавшейся на редкость адекватной и вменяемой женщиной, плюнул на общественное мнение и надел очки, а также неоднократно пожалел, что первое впечатление о высшей жрице оказалось обманчивым.

— Наше небо любит нас, — завершила свою речь ритуальными словами Нейратез.

— Мое небо любит меня, — спокойно повторила Немексиддэ и почти вся толпа с ней. Ингмар смолчал. Серые нордэнские небеса не любили южан, тут сомневаться не приходилось.

Нэйратез направилась к спуску, с достоинством неся тяжелые складки белого облачения. Ингмар не первый раз от души пожелал ей сорваться, хотя и знал, что это бесполезно: от пропасти ее отделяло метра четыре, не меньше. Неожиданно жрица остановилась так резко, словно налетела на что-то невидимое. Отпустила платье и схватилась за грудь.

В первый момент Ингмар даже успел порадоваться, что у бестии, наконец, приключился сердечный приступ. Издали Нейратез никак нельзя было дать больше тридцати, а близко ему и всем прочим непосвященным она никогда не показывалась. Но маг давно навел справки и знал, что той стукнуло пятьдесят три. С такой нервной жизнью, пора бы ей уйти на покой. «Ну, тварь, я тебя прошу, упади не назад, а влево, чего тебе стоит?» Но Нейратез не упала. Она смотрела на самый большой колокол. Колокол медленно, как во сне, качнулся.

В тишине раздался звучный, полновесный удар. Затем еще и еще. Бил только один колокол — тот, что отлит в честь бога войны — остальные молчали. Все собравшиеся затаили дыхание. Маг почувствовал, как ему сдавило виски, словно он попал во Мглу. Ингмар ошарашено смотрел на колокол, понимая, что у него нет ни языка, ни веревки, за которую можно раскачать такую махину. Но махина качалась и звонила. Зильберг был атеистом, как и всякий порядочный калладец, однако в виде исключения мог допустить существование чудес, которые просто нельзя объяснить при текущем уровне науки. Божьего чуда по соседству с Нейратез он допустить не мог никак. Что бы там ни творилось, это скорее представляло собой какую-то бесовскую магию.

Жрица медленно и торжественно обернулась к толпе и раскинула руки в стороны. Ветер швырнул ее рукава назад, превратив их в трепещущие крылья.

Колокол снова ударил, громко и гулко, а потом звук растаял вдали. Опала белая ткань. Даже ветер стих.

— Еще до исхода зимы начнется война. На земле и на небе. Так будет! — гневный голос Нейратез далеко разнесся в наступившей тишине.

— Сука проклятая, — пробормотала ошарашенная Немексиддэ. — Ингмар, как она это сделала?!

— Не знаю, — еще успел ответить маг, а потом толпа начала нестройно кричать:

— Слава!

— Дэм-Вельда!

— Война!

У Немексиддэ задрожали губы. Ингмар ее прекрасно понимал: вся политика умиротворения, которую наместница проводила с переменных успехом последние десять лет, летела к бесам из-за десятка ударов колокола.

— Уходим, — пробормотала она. — Пойдемте отсюда скорее. Я… я не хочу смотреть на… на народные гуляния.

— Хоть бы сказала, с кем воевать будем, — прищурилась Сигрдрив. — Нас тут триста тысяч, считая стариков и младенцев. Любопытно, кому с ее точки зрения мы способны накостылять…