Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
Наклз не слишком любил копаться в моральной стороне вопросов. Простил, не простил — какая теперь разница? Это уже была история, и история омерзительная. Как раз такая, каких он не любил.
Ради Абигайл Наклз полную минуту стоял у барьера, пока ее муж, пустой и отчасти скверный человек, пытался прицелиться в неподвижного противника с тридцати шагов. День выдался ветреный, маг мерз и думал о том, что действительно может сейчас умереть. Очень глупым образом. Но Виктор Фарэссэ промазал. Наклз стрелял в воздух. Второго захода не состоялось исключительно потому, что господин Фарессэ умудрился едва не умереть от страха за свою драгоценную жизнь даже
Так или иначе, Наклз единственный раз в жизни стрелялся. А потом сказал Абигайл, что готов взять на себя заботу о ней и ее детях — двоих мальчиках, о существовании которых та не сочла нужным его известить за год связи. Наклз узнал о них в день, когда ее муж влепил ему затрещину. «Затрещиной» это называлось только из вежливости — коммерсант был ростом примерно с него, но весил как три Наклза, так что с одного удара едва не своротил ему челюсть. Маг вообще не очень понимал, зачем устраивать эту клоунаду: дуэли мещан выглядели даже более глупо, чем дуэли дворян. Но, видимо, Фарэссэ то ли захотелось покрасоваться, то ли Абигайл озвучила ему какую-то другую версию своих отношений с кесарским магом второго класса.
Стал бы Наклз встречаться с замужней женщиной, зная, что у нее есть дети? Нет, не стал бы, тут Абигайл хитрила правильно. Но, когда все выяснилось, он все равно предложил ей кошелек, а при первой юридической возможности — руку и сердце. И свою фамилию отпрыскам. Чего Наклз не смог понять тогда и не понимал теперь — почему это не помогло. Абигайл мужа не любила, а деньги любила. Любила ли она его, Наклза, это и бесы бы не сказали, но он тогда думал, что да. Думал до момента, пока в один прекрасный вечер не обнаружил в доме записку, лаконично сообщающую, что Абигайл «запуталась, ошиблась и согрешила перед Создателем», а потому уезжает и просит ее не искать. Как будто полученной до этого исповеди на шести страницах было мало.
Наклз ни тогда, ни сейчас не видел смысла отказывать даме в исполнении просьбы. Другой вопрос, понравилась ли она ему.
— Простил. Просто теперь поздно. Доброго вечера, Абигайл.
— Найджел.
— Доброго вечера, Абигайл, — уже тверже повторил маг, поклонился и отвернулся. Газовые фонари освещали дома каким-то совсем уж потусторонним светом. Наклзу лишней минуты не хотелось оставаться на улице. Да еще и наедине с призраком из прошлого в шляпке, пришедшим по его душу с трехгодичным опозданием.
Каблучки Абигайл застучали следом:
— Найджел, я… я понимаю, что натворила, и ни о чем тебя не прошу. Я опять сняла ту же квартиру, в доме инженера Градена, ту же самую. Я просто не смогла иначе, она мне пять лет ночами снилась! Ты, если надумаешь,
Наклз невольно ускорил шаг, сложно сказать, из-за бьющего в спину ветра или голоса. Каблучки смолкли раньше, чем он свернул на свою улицу.
Первые полчаса после ухода Наклза Магрит страдала и казнила себя за бестактное поведение и черную неблагодарность. Устав страдать, сочла, что в конфликте всегда виноваты обе стороны, изложила свою взрослую и разумную позицию посапывающей на диване Матильде — стоило магу уйти, та стала как шелковая — и решила в порядке принуждения Наклза к миру почистить его пальто и приготовить вкусный ужин. Кулинарные таланты Магрит ничего выдающегося собою не представляли, но они вполне соответствовали взыскательности мага, который в жареном виде не мог отличить курицы от свинины, а свежей картошки — от прошлогодней. Вооружившись сковородкой, рэдка принялась за работу. В процессе ей пришлось пожертвовать Матильде, крайне правдоподобно сымитировавшей голодный обморок у ног хозяйки, добрую треть мяса, но в целом дело спорилось.
К восьми вечера ужин был практически готов. Магрит сняла передник, открыла кран, чтобы вымыть руки, и вдруг увидела, как кошка резко вскочила, выгнула спину и зашипела на дверной проход.
— Матильда, оставь эти выходки, — буркнула рэдка.
Кошка, не переставая шипеть, отступала вглубь кухни, пока не прижалась к ногам Магрит, отхаживая рэдку хвостом.
— Глупая киса, — в сердцах пробормотала Магрит. За окнами уже темнело. В гостиной свет не горел. Матильда громко шипела на пустой дверной проем, за которым угадывались контуры дивана, кресел и маленький коридорчик, отделяющий гостиную от библиотеки.
Магрит прошиб холодный пот: в темном коридорчике кто-то стоял. Она видела нечеткий контур человеческой фигуры.
Девушка механически потянулась за ножом, пытаясь вслепую нащупать его рукой на столе. Она просто физически не могла отвести взгляд от черного пятна в дверном проеме. Пятно, впрочем, оставалось неподвижным.
«Я рэдка, меня Создатель бережет. Я ничего не боюсь», — как заклинание повторила про себя Магрит, наконец, нащупав рукоятку ножа. Сердце у нее колотилось, как бешеное.
Самым страшным ей казалось то, что фигура не приближалась. Так и стояла между гостиной и библиотекой, совершенно неподвижно и беззвучно. Вероятно, тот человек тоже смотрел на Магрит.
Играть в гляделки непонятно с чем в пустом темном доме было не тем, чему в детстве пасторы учили благонамеренных рэдских девочек.
Магрит, не выпуская из руки нож, шагнула вперед. Первый шаг на ватных ногах дался тяжело, но дальше пошло легче. Бормоча молитву, девушка добралась до дверного проема. Оттуда — до столика посреди гостиной. Фигура не исчезала, но и не пыталась приблизиться.
Кошка за спиной исходила рычанием. Магрит, доковыляв до столика, замерла. Потом положила нож — тот негромко клацнул о каменную столешницу — извлекла из кармана передника спички и чиркнула. Быстро поднесла дрожащий огонек к масляной лампе в зеленом абажуре. По комнате разлился мягкий свет. Рэдка снова схватилась за нож и подняла глаза.
В коридорчике стоял Наклз. И невозмутимо читал письмо.
Магрит понятия не имела, зачем он портит глаза и что может видеть в такой темени, но это совершенно точно был Наклз. Может, не от мира сего, но все-таки свой и родной. Девушка с облегчением рассмеялась.