Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
«Его пристрелят раньше, чем я доберусь до дома».
Ни один человек в здравом уме не стал бы миндальничать с магом-нелегалом.
— Френсис, я ошибся. Мы торопимся. Не сочтите за труд, немедленно поймайте пролетку.
— Там трясет. В вашем состоянии…
— Френсис, немедленно — это значит сию секунду, — отчеканил Эдельвейс. И смотрел на доктора, пока тот, развернувшись, не исчез в коридоре.
Брусчатка грохотала под колесами экипажа, а Винтергольд, стиснув зубы, баюкал правую руку. С движением вернулась боль. Френсис сидел рядом, но старательно смотрел в другую сторону. К гадалке не ходи, врач был оскорблен подобным обращением до глубины души.
— Вы
— Предоставьте мне решать…
— Пока я вам плачу, я вам ничего решать не предоставлю. При необходимости вы дадите мне нашатырного спирта и хоть волоком, но дотащите до Феликса, это ясно?
— Ясно, — буркнул врач.
«Зачем я так?» — как всегда с опозданием в несколько секунд подумал Эдельвейс. Он совершенно не умел обращаться с людьми. То ли по природному злонравию, то ли из боязни показать, что его истинно нордический темперамент — такая же ширма, как и все остальное. Хорошая сказочка отца, призванная прикрыть не особенно хорошую реальность.
Секундная стрелка вертелась слишком быстро.
Феликс не был дураком. За его плечами имелось почти десять лет практики. Он бы не полез туда, откуда не имел шансов выбраться.
— Гони быстрее!
Эдельвейсу сказочно повезло: разгневанного родителя дома не оказалось, а дворецкий ну никак не мог помешать «молодому господину» подняться по лестнице на третий этаж, отведенный слугам. Феликс жил в дальней по коридору комнате, переоборудованной из кладовой. До полусмерти запуганный сирота, привезенный Эдельвейсом в качестве трофея из дружественной Виарэ, умолял, чтобы в помещении не было окон, потому что в стеклах живут цепные бесы охотящейся за ним «Цет». В рассказы подростка о его причастности к самой мощной маговской организации империи Аэрдис верилось слабо, но что-то парень явно умел. Во всяком случае он сумел вывести из стоя своего напарника — такого же неприметного виарского паренька — и бомба под каретой тогда еще четы Винтергольдов взорвалась на пять секунд позже. Этого охране как раз хватило, чтобы прикрыть Аделаиду. Один маг умер на месте, а Феликс попытался тихо уйти, но его поймали. После двухчасового допроса, в ходе которого виарец лишился половины зубов, он сознался, что не виарэц, а наполовину рэдец, вспомнил клички своих учителей и аббревиатуру тренировочного лагеря, где проходил обучение, но твердо стоял на том, что сорвал покушение, потому что не хотел убивать «молодую леди». Им заказали только «молодого господина», а «молодую леди» не заказывали. Отец, разумеется, собирался немедленно пустить «щенка» в расход, и, наверное, был прав. Аделаида тогда впервые в жизни позволила себе вступить в спор со всемогущим свекром, а Эдельвейс — пойти против отцовской воли. Феликса оставили в живых. Так у них в доме появился маг-нелегал. То, против чего Винтергольд-старший боролся на протяжении всей своей карьеры. Беспощадная ирония судьбы.
Именно Феликс первым сказал, что Аделаиду убили. Он же взял след не хуже ищейки и нашел медсестру, которой следовало быть на дежурстве в тот день и которой там на самом деле не было. А вот женщины, которая ее заменила, так и не нашли. Феликс уходил во Мглу по три раза за день, но неизменно возвращался ни с чем, издерганный, злой и бессильный. И раньше не требовалось большого ума, чтобы догадаться: виарец влюблен в Аделаиду по самые уши. Разумеется, ни о каком любовном треугольнике речи не шло — это была не любовь втроем, а обожание вдвоем. После ее похорон Эдельвейс в сердцах предложил Феликсу денег и полную свободу передвижения. Виарец единственный раз за их знакомство очень некультурно отправил
Вот уж Феликс меньше всего на свете заслужил, чтоб его пристрелили в двадцать четыре года просто потому, что Эдельвейс страдал приступами жалости к себе в элитной больнице.
Эдельвейс распахнул дверь кладовой и вошел. Внутри чадила масляная лампа и одуряющее пахло лекарствами. Ему показалось, что там еще более жутко, чем обычно. Маг с накрытым платком лицом полулежал в кресле на колесах, рядом боязливо пристроился сторож с ружьем.
Более великолепного аналога квалифицированного некромедика Эдельвейс не видел в жизни. И еще он понял, что в этой комнатушке лишится сознания за десять секунд.
— Перекатите кресло в соседнюю комнату и раскройте окно, — хмуро распорядился Эдельвейс, подаваясь назад с прохода. Сторож явственно побелел, но требование выполнил. Соседняя коморка, правда оказалась запертой, и пришлось немного пройти по коридору. Маг в кресле не шевелился.
— Можете выйти и забрать двустволку.
Эдельвейс подозревал, что его убьет отдачей, если он рискнет пальнуть из такой штуки. К тому же, у него в кармане лежал куда более надежный револьвер.
— И позовите Фрэнсиса, нужен медик.
Сторож исчез. Он явно мечтал только о том, чтобы оказаться отсюда как можно дальше. О том, что Феликс — маг, в доме знали немногие, но репутация человека, притягивающего странности и неприятности, закрепилась за виарцем прочно.
Эдельвейс закрыл дверь, чтобы избавиться от лишних глаз, и взял с прикроватной тумбочки графин воды. Глотнул прямо оттуда. И услышал шорох.
Феликс медленным жестом снимал платок с лица.
В том, как ткань неспешно ползла вниз, было что-то жуткое.
«Нервы — как у некстати забеременевшей гимназистки», — раздраженно подумал Винтергольд. Он, как и все, слышал сказки о доппельгангерах, иногда возвращавшихся в мир вместо магов. Но вряд ли тварь собиралась вылезти из легенд именно в его доме. В конце концов такое случалось один раз на десяток тысяч случаев. Винтергольд вообще считал бы доппельгангеров профессиональной маговской байкой, если бы не видел нескольких уголовных дел полувековой давности.
— Феликс?
Феликс потряс головой и грязно выругался на виари. У Эдельвейса отлегло от сердца: все происходило как всегда. Он опустился на стул неподалеку от мага и потер глаза левой рукой. В голове что-то медленно пульсировало.
— Ты цел?
— Твою мать, — пробурчал маг. — В смысле, добрый вечер, мессир Винтергольд.
Эдельвейс окончательно успокоился и прикрыл глаза. Его все еще мутило после поездки.
— Ну и что ты там нашел?
— Беса лысого я нашел, — даже десять лет пребывания в хорошем доме мало улучшили манеры Феликса. По возвращении из Мглы он первые минуты говорил ровно то, что думал, а ни один человек на его месте не стал бы думать о чем-то хорошем. — Я не понял, что это было. Какое-то дерьмо.
— А для более предметной характеристики….
— А для более предметной характеристики можно нанять человека с хорошим академическим образованием, — вполне философски заметил Феликс. Он никогда не отрицал того факта, что вышел из тренировочного лагеря недоучкой, умеющим только убивать, и даже отчасти бравировал этим, мол, любите таким, какой есть. — Одно могу сказать: случайностями там и не пахло.
— Значит, меня спровоцировали? — скорее подумал вслух, чем спросил Эдельвейс, и в ответ получил насмешливое фырканье: