Время, взятое взаймы
Шрифт:
по которой мы не можем тебя отпустить. Дело в том, что...
– доктор умолк, подумав, что не стоит душевнобольному говорить о его недуге, и продолжил, придумав иную причину: - ... дело в том, что вначале тебе следует ответить на некоторые мои вопросы и уж потом я решу, здоров ты или нет.
– Только и всего?
– Нет, есть еще одно... твои ранения. По закону та
кого вида ранения должны быть засвидетельствованы полицией.
Юноша с непониманием посмотрел на врача.
– Ты должен рассказать правду
том, кто, когда, и при каких обстоятельствах ранил тебя?
– Я уже поведал об этом доктору Чуну.
– Тебе придется еще раз рассказать об этом, и не
только полицейским, но и мне. Полагаю, я удовлетворил твое любопытство и ответил на все интересующие тебя вопросы. Теперь настал мой черед задать их тебе....
Ян, сознавая, что не имеет выбора, собрался с мыслями и начал пересказ с того самого дня, когда его отец высказал императору протест относительно уплаты нового поземельного налога. Он поведал о решении старейшин, своем побеге, казни родных, погоне и наконец ранении.
– ...этот негодяй обрубил мне косу вместо головы,
потом я, по-видимому, потерял сознание, а когда очнулся, обнаружил себя в этой больнице.
Доктор молча дослушал пациента и пришел к решению, что с сотрудниками полиции ему говорить не было необходимости. Безусловно, он не поверил в историю Шэна и оценил его состояние как тяжелое, а значит, не могло быть и речи о выписке. На вопрос больного об освобождении врач заявил, что прежде ему необходимо посоветоваться с другими специалистами. Нома ушел, оставив пациента в тревоге. Что-то подсказывало Яну, что он еще не скоро выберется оттуда, и его опасения сбылись.
На следующий день доктор Нома привел с собой коллегу и попросил Шэна рассказать и ему обо всем приключившемся с ним. Выслушав историю юноши, доктор Хо шепнул что-то лечащему врачу и ушел. В тот день Кумико была необычно молчалива и пациент увидел в этом плохое предзнаменование.
Обещанную свободу Шэн не получил и по истечении недели. Нома приводил с собой все новых врачей, желающих послушать невероятную историю Яна Ли. Через неделю раны больного зажили и с него окончательно сняли повязки. Однако выздоровление не принесло ему свободы.
– Если я поправился, почему меня все еще держат
тут?
– спросил юноша у доктора Чуна.
– Этого я не могу сказать.
– Почему?
– Я не практикуюсь в области психиатрии. Спроси
лучше доктора Нома.
– Так, значит, это по его вине я торчу здесь.
– Его вины здесь нет. Как только результаты ис
следования покажут, что ты здоров, тебя освободят.
– Но ведь я здоров, здоров, здоров!!!
– яростно за
кричал юноша, пытаясь высвободиться из ремней.
– Прости, Ян, но не мне решать это...
В тот же день Нома привел с собой еще двух людей, один из них был историк, другой же известный психиатр.
– Вы достаточно поспрашивали меня, а теперь я
требую, чтобы меня освободили!
– в неистовстве крикнул Шэн.
– Сожалею, но это невозможно, - отказал врач.
Пока мы все не выясним о тебе, ни о каком уходе и речи быть не может.
– Но ведь вы обещали...
– Я сказал это прежде, чем узнал, кто ты на самом
деле.
Шэн подумал, что его держат узником из-за бунта его семьи, потом он вспомнил о падении империи, обо всем, что довелось ему увидеть в этой полной странностей больнице и все его мысли окончательно перепутались.
– Что вы имеете в виду?
– попытался юноша уточ
нить слова Нома.
– Если наши догадки верны, ты представляешь
большую ценность для науки.
– Ценность? Вы намереваетесь требовать с меня
выкуп?
– Нет, мы намереваемся лишь исследовать тебя.
– Если я позволю вам сделать это, вы отпустите ме
ня?
– Конечно!
– вмешался в разговор профессор Эйн.
– И не стоит так тревожиться из-за пустяков. Мы только зададим тебе несколько вопросов, только и всего!
– Что же еще вы хотите узнать? Я рассказал все о
себе и не единожды.
– Думаю, ты должен будешь повторить сказанное
еще много раз, - заметил Ин Шао, и профессор подарил ему укоризненный взгляд.
Профессор Юн Эйн был лет пятидесяти, худощавым и низкорослым, с непримечательными чертами лица. Несмотря на свою заурядную внешность, он был незаурядной личностью. Он работал области психиатрии более двадцати пяти лет, славился как один из лучших психиатров страны.
Историк Ин Шао, в отличие от уравновешенных и спокойных медиков, был более энергичным и нетерпеливым человеком. Его маленькие живые глаза так и сверлили окружающих, словно пытаясь выведать у них самые потайные мысли. Он был симпатичным, подтянутым и намного выше ростом профессора Эйна. Перед тем, как войти в палату больного, поверх строгого и модного костюма Шао накинул белый халат, и показался пациенту одним из медиков.
Поразмыслив, Ян сделал вывод, что из рук медиков без хитрости ему не спастись.
– Хорошо, я расскажу вам все, что вы пожелаете,
если только вы пообещаете выполнить мои требования.
Он высказал два пожелания: вернуть ему одежду и развязать руки. Доктор Нома принял его условия, дав слово выполнить их на следующий день.
– А теперь ответь, видел ли ты когда-нибудь эти
предметы?
Нома положил на стул дипломат и, достав оттуда зеркало, обрамленное в белую пластмассу, преподнес его к пациенту. Никогда не видя прежде своего отражения в зеркале, тот вздрогнул и зажмурил глаза. Его реакция изумила присутствующих!