Время жестоких чудес
Шрифт:
– Лучшее, что может услышать женщина в моем возрасте, что она нисколько не изменилась, – засмеялась войя и тут до нее дошло. – Ты… видишь?
Алек, казалось, удивился.
– Вижу. А что? Должен был ослепнуть?
Верея закрыла рот, тронула свою защиту. Как всегда, безупречна, только почему она не почувствовала, что на нее смотрят?
– Ну хватит, – раздраженно сказал юноша, не дав ей собраться с мыслями. – Все от меня что-то скрывают. Вы, мыследеи, спорили, должен ли я стоять вместе с вами на
– Откуда ты… То есть с чего ты это взял?
Алек смотрел набычившись и не собирался сдавать позиции.
– Ладно, – вздохнула женщина. – Попробуй-ка поднять эту штуку.
Алек повел рукой, и «штука» – тяжелая резная колода – воспарила ввысь и стала кувыркаться, подчиняясь движениям мизинца. Верея поймала себя на том, что рот у нее совершенно неподобающим образом открыт.
– Так, положи, откуда взял. Пошли, живо.
– Теть Вир… – Вики сделала такое движение, словно хотела схватить ее за руку. – Я хотела…
– Спроси у него сама. – Женщина взяла Алека за руку, он скрипнул зубами, боль ударила до самого плеча.
Вики еще какое-то время глядела им вслед, беззвучно шевеля губами, словно споря сама с собой, потом решительно мотнула головой и пошла в другую сторону, подальше от лечебницы.
– Я скажу это не потому, что ты такой уж талант, не потому, что ты мне симпатичен, хотя… – Верея окинула его откровенным взглядом, Алек покраснел. – Просто ты уже взрослый и обязан знать.
Начало было многообещающим.
– Я давно уже взрослый, – буркнул Алек. – И знаю все, что полагается взрослому. Наверное.
– Кроме того, такова последняя воля Клайдена.
Алек сделал еще пару шагов и остановился, налетев на ее слова, как на каменную стену.
– Он… он…
– Да. Айзек мертв.
– Его звали Айзек? – спросил он для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Да… Это очень старая традиция – войи, мыследеи берут себе новые…
Ее голос истаял в огромной пустоте. Клайден… Айзек… мертв.
– …Часто бывает, что настоящие имена…
И последнее, что он слышал от Алека – пожелание не свернуть себе шею…
– …только когда вой умирает.
Он вцепился зубами в костяшку пальца, стараясь не расплакаться.
Прости меня
– Эй, парень…
Он очнулся. Надо жить дальше. Титаническим усилием вернул себя в здесь и сейчас, вспомнил, кто он такой, где находится и с кем говорит.
– Вы наверняка отбили больше, чем я.
– Всего три серьезных камешка.
– Ха, «всего»… И тоже не потеряли себя?
– Да, сила при мне. Но дело не в этом. Дело в том, что мне уже… что я уже довольно давно думаю сильные думки. А тебе сколько – пятнадцать?
– Восемнадцать. Почти. Ну и что?
– А то, мальчик, что
– Да. Ну и что?
– Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты ведь видишь Живу постоянно. Тебе для этого не нужно время и сосредоточение.
– Не нужно. Ну и что?
– Ты смотрел на меня, а я этого не почувствовала. Ты и сейчас себя прячешь – находясь среди своих, после всех усилий боя!
– Так учили. Ну и что?
– Прекрати спрашивать. Ты напоминаешь мне моего первого любовника. Да ладно, не красней. А впрочем, красней, так ты даже симпатичнее…
Майнус сидел на крыльце бывшего круглого дома, который не был теперь ни круглым, ни целым.
– Ну привет, герой. – Старик невесело улыбался. – Сколько тебе лет, сынок?
– Восемнадцать.
– Почти, – уточнила Верея, усаживаясь на каменное ядро.
– Гм, гм… Голова не болит? Руки не дрожат?
– Нет.
– Странно… У меня дрожат.
– Майнус, хватит томить ребенка, рассказывай как есть! – не выдержала Верея. Старик поднялся, сцапал посох.
– «Рассказывай», «рассказывай»… – заворчал он. – Рассказать – нехитрое дело. А вот сможет ли он выслушать?
– Майнус!
– Ладно, ладно… Слушай, ребенок, слушай внимательно, ибо говорить я буду о вещах тайных и страшных, и не говори потом, что не слышал ты…
– Вот и все, что я хотел тебе сказать. А теперь отправляйся в травный дом, выпей что нальют и ложись спать.
Алек стряхнул состояние восторженного ужаса. То, что он услышал… этого
просто
не может
быть!
Но это есть. Это истина.
– Спать, – криво усмехнулся. – Думаете, я усну после того, что вы мне поведали?
Старик тоже усмехнулся, в точности повторив его гримасу.
– Я дал тебе оружие. Но я бы предпочел, чтобы оно никогда не покидало ножен. – Он взял Верею под руку. – Пройдемся, вспомним старые деньки, не все же только молодым гулять при луне…
Алек понял, что разговор закончен. Он повернулся и, не прощаясь, побрел прочь.
Норик отхлебнул отвара чернолистника. Напиток остыл и был горьким, как сегодняшняя победа.
Круг спорил уже не первый час. Знакомые голоса сливались в неразборчивый гул, в наспех закрытой ране пульсировала кровь.
– Попробовать еще раз с болотниками…
– Напасть самим…
– Отступить…
– Подождать Проди…
– Да что мы, без него и сделать ничего не можем? – прорычал Оштин, дергая себя за бороду. В бою он потерял сына и племянницу и теперь разрывался между доводами разума и желанием отомстить. – Сам-то небось у себя в Полесье отсиживается…