Время жить. Трилогия
Шрифт:
Пока к нему не проявляли видимого интереса, Билон начал разглядывать зал, который неплохо мог бы смотреться в каком-либо историческом фильме. Стены из кирпича, обмазанного белой глиной, были прикрыты тростниковыми циновками и лохматыми бизоньими шкурами. С потолочных балок свешивались связки сухих тыквочек. Между столами были во множестве прибиты бизоньи рога, очевидно, игравшие роль вешалок, а за спиной у трактирщика на двух крюках висело современное пятизарядное помповое ружье.
– Что будете пить? – голос трактирщика вернул Билона к действительности.
– А
– У нас принято пить "Степную жемчужину", – наставительно сказал один из присутствующих, высокий пожилой человек в потертой кожаной куртке.
Он встал из-за своего стола и не спеша отправился к стойке. За ним, словно по команде, потянулись остальные. Билон попеременно переводил взгляд с одного лица на другое. Ни одного молодого, каждому, по крайней мере, не меньше пятидесяти, лица выдублены солнцем и ветрами, большие грубые руки, простая и строго функциональная одежда без изысков и нечто неуловимо общее в походке, выражении лица, манере держаться. В этой компании даже смуглый заморец с начавшей седеть черной короткой бородкой и в круглой расшитой бисером шапочке на голове смотрелся вполне к месту.
– Добрый вечер, – громко поздоровался со всеми Билон. – Я – Майдер Коллас, журналист. Буду работать в газете "Западный край". Вы разрешите мне вас угостить?
На стойке словно сами собой появились полтора десятка высоких стеклянных стаканов, наполненных доверху светло-коричневой жидкостью.
– Это наша "Степная жемчужина", – гордо пояснил самый старший, совершенно седой старик с морщинистым лицом. – Настойка на травах. На материке ее, небось, и не знают.
– Нет, – покачал головой Билон, осторожно поднимая полный до краев стакан, от которого пахло спиртом. – Ваше здоровье, господа!
Все взгляды были направлены на него, и Билон постарался выпить все одним духом и не пролив ни капли. Это было весьма сложным делом: "Степная жемчужина" была изрядно крепкой, а неведомые травы придавали ей странный насыщенный привкус. Удержавшись от того, чтобы прокашляться, и чувствуя подступающие к глазам слезы, Билон твердо поставил опустевший стакан на стойку и был вознагражден рядом одобрительных кивков. Люди вокруг степенно поднесли свои стопки к губам, а Билон тихонечко перевел дух. К счастью, в Зерманде он достаточно потренировался в поглощении крепких напитков, к тому же "Степная жемчужина" не шла ни в какое сравнение с зермандским пойлом, которое, похоже, настаивалось на креозоте и подавалось к столу в нагретом виде.
– Хорошо, – крякнул немолодой румяный здоровяк, смахивающий на раздобревшего на вольных хлебах беглого каторжника. – И надолго вы к нам, Майдер?
– Думаю, да, – у Билона уже начала кружиться голова, но мысли оставались ясными и четкими. – На востоке у меня не осталось ничего, о чем можно было бы жалеть.
– Так говорят многие, – без улыбки заметил стоящий несколько поодаль худощавый человек, выглядевший моложе большинства посетителей. Очки на носу придавали ему интеллигентный вид. – Однако потом часто оказывалось, что свою новую жизнь здесь они представляли
– Мне не о чем жалеть и некуда возвращаться, – упрямо помотал головой Билон. – Я никак не представлял свою жизнь здесь, я хочу воспринимать ее такой, какой она есть. Многое здесь ново и незнакомо для меня, но я хочу, чтобы эта земля стала для меня своей. Там, откуда я уехал, я был мелким репортером в большой газете, обреченным всю жизнь бегать по городу с блокнотом и подлизываться к начальству. Здесь я хочу делать реальное дело и видеть его результаты!
Последние слова вырвались у Билона с удивившей его самого горячностью. Он уже не разбирал, излагает он свою легенду или выражает свои настоящие мысли. Если бы не пришельцы, внезапно промелькнуло у него голове, он и в самом деле был бы обречен на такую жизнь.
– Неплохо сказано, – услышал Билон чей-то голос, кажется, бородатого заморца. – За это можно выпить.
Перед Билоном снова появился наполненный до краев стакан, и надо было опять сосредоточить все усилия на том, чтобы поднять его, не пролив не капли, и выпить, не поморщившись.
– Сомлел, журналист? – кто-то протянул Билону узкую полоску вяленого мяса. – После второй можно и закусить.
– Слабые вы, молодежь, – укоризненно заметил седой старик, уже держащий в руках новую стопку. – А мы вот, выпивали, бывало, по бутылке на брата и шли на охоту. Не веришь?
– Охотно верю, – Билон чувствовал, что пьянеет, но по-прежнему держал себя в руках.
– Врешь! По глазам вижу, не веришь! А ну-ка, давайте сюда мое ружье! Вот, не сойти мне с места, я и сейчас попаду в тыкву на твоей голове!
– Темно здесь, – со скепсисом заметил кто-то.
– Так лампу засветите!
Старик залпом допил свой стакан и подхватил протянутую кем-то старинную, заряжающуюся с дула двустволку с кремневыми замками. При этом его изрядно качнуло.
Кто-то уже зажег лампу, бросившую пятно света на длинный простенок, несколько человек отвязывали от пучка сухих овощей небольшую плоскую тыквочку светло-оранжевого цвета, а Билон сидел на своем табурете, словно в трансе, и только вертел головой из стороны в сторону. Он не мог поверить, что эти солидные пожилые люди вдруг решили сыграть с ним столь злую шутку.
– Эй, Майдер, как тебя, – тихонько тронул его за рукав трактирщик. – Ты бы шел домой, а? Когда папаша Мунтри разыграется, с ним никто не сладит. Как есть, тебя сейчас под стенку поставят, мишенью. Тебе что, охота из-за чьей-то глупости жизнью рисковать?
– Что, отговариваешь? – присел на соседний табурет "интеллигент". – И в самом деле, возвратились бы вы домой, Майдер. Вы же культурный человек, зачем вам здесь бравировать? Папаше Мунтри далеко за семьдесят, рука уже не та, глаз не тот, еще, глядишь, залепит вам прямо между глаз. А откажетесь – подумают, что струсил, нравы здесь те еще… Вы молодой человек, образованный, нужно ли вам перед этими старыми пьяницами удаль свою показывать? Уходите, вас никто не осудит. А еще лучше, уезжайте обратно на материк, а не то сами здесь одичаете…