Время жить
Шрифт:
Когда я ввалился домой, уже ближе к вечеру, перед глазами плясали черные мошки, голова гудела, а язык заплетался - и это при том, что за всю субботу я позволил себе выпить только бокал вина. Вилла, накрывающая стол к обеду, только испуганно пискнула, посмотрев на мое лицо, и робко предложила вызвать лекаря, но я отмахнулся и упал на диван, больше всего на свете желая провести на нем остаток жизни. От запаха жаркого, плывущего в воздухе, мутило, но я вспомнил, что за весь почти ничего не ел, и заставил себя пообедать.
День выдался таким насыщенным, что утро, казалось, произошло в какой-то прошлой жизни,
В галерее, к счастью, почти не оказалось народа - выставка длилась уже вторую неделю, и такого ажиотажа, как раньше, не вызывала. Зато писем, или, как выразился Патрик О’Халливан, «записочек от поклонников» накопилось столько, что брови у меня сами поползли вверх, стоило только посмотреть на груду конвертов. Я вскрыл несколько и прочел, наслаждаясь похвалой. Жаль, очень жаль, что нельзя открыть свое истинное лицо - представляю, какой бы это вызвало резонанс. Может быть, спровоцировало бы даже несколько скандалов…
Но, к сожалению, такая слава мне сейчас была не нужна. Прошло то время, когда я старался заработать внимание любой ценой.
И следующее письмо убедило меня в правильности своего решения. Разорвав конверт, я развернул послание, приготовившись к очередной порции восхваления, но вместо этого моим глазам предстал текст, полный такой искренней и неприкрытой злобы, что я даже не стал дочитывать его до конца, а только пробежался глазами по диагонали. Почерк был мне незнаком, подписи не было, но я догадывался, кто мог мне прислать подобный опус - скорее всего, кто-то из бывших Пожирателей или их детей. Подобные заявления о предательстве, попытке обелить себя и выставить мучеником я уже слышал - на приеме у Нотта, где Булстроуд поливала работы Октавия Краста грязью, даже не догадываясь, кто на самом деле является художником.
Конечно, письмо писала не Булстроуд - оно было слишком грамотно составлено для этой свиньи, которая за всю свою жизнь не прочитала и десятка книг, - но я поежился, представив, сколько человек могут разделять подобную точку зрения. Армия Волдеморта была отнюдь не мала, и, несмотря на то, что аврорат работает, не покладая рук, еще многие остаются на свободе. И фанатиков среди них хватает.
Я скомкал письмо и бросил его в камин, радостно сожравший подношение, но спокойствия это не принесло. По спине пробежала дрожь, стоило только подумать, что, возможно, сможет найтись человек, способный сопоставить мою историю и историю Октавия Краста - может быть, на первый взгляд это и казалось сложным, но, на самом деле, провести аналогии не составило бы большого труда. Во всяком случае, тем, кто хорошо меня знает.
Да и потом, даже если никто не озаботится подобным сравнением - как знать, не последуют ли за письмами еще и угрозы? После войны многие оказались в опале - и они, озлобленные и потерявшие все, вряд ли когда-нибудь простят тех, кому
Но Октавий Краст - другое дело. Октавий Краст рисует и выставляет будоражащие разум картины. Он показывает историю осознания своей неправоты и заблуждений. Для выигравшей стороны это выглядит раскаянием и обращением к свету, для проигравшей же - грязным и подлым предательством. Отрицанием всех убеждений и лидера, которому когда-то была дана клятва верности. Если бы Белла Лестрейндж, дорогая тетушка, была жива - она стала бы первой, кто нанес бы визит в галерею и высказал свое почтение сильнейшим круциатусом. А, полагаю, не одна Белла являлась фанатичной поклонницей Волдеморта.
От этих мыслей меня мороз продрал по коже. Только сейчас, всерьез задумавшись о ситуации, я осознал, с каким огнем играю, и чем мне может быть чревата подобная популярность.
Проклятое письмо.
Чувствуя, что кровь начинает закипать от смеси ярости и страха, я кинулся вскрывать оставшиеся письма, хотя сначала вовсе не собирался все их читать. Через полчаса пламя в камине приняло очередное подношение и сыто затрещало, вгрызаясь в бумагу - я отправил туда скопом всю корреспонденцию. Злобных писем оказалось еще несколько штук, довольно безобидных - всего лишь яростные излияния чересчур эмоциональных посетителей, - и это меня немного отрезвило и успокоило.
Сеять панику рано. В конце концов, это всего лишь письма, нападать на меня еще никто не собирался. Но нельзя терять бдительность и расслабляться - мало ли что. Пожалуй, нужно приобрести несколько защитных амулетов. Лучше уж перестраховаться, чем потом получить в спину проклятие.
Интересно, Поттеру и его дружкам тоже приходит подобная почта? Читают они ее, или сразу уничтожают, не пытаясь вникнуть в содержание?
Помнится, на четвертом курсе, когда Поттер стал чемпионом в Турнире, грязнокровку Грейнджер прямо-таки заваливали письмами от ревнивых поклонниц золотого мальчика, однако к открытому противостоянию никто так и не перешел. Конечно, дело было в Хогвартсе, где чревато швыряться друг в друга проклятиями, однако есть шанс, что и в моем случае угрозы так и останутся угрозами.
Успокоив себя подобным образом, я решил, что буду действовать по обстоятельствам и решать проблемы по мере их поступления. Сейчас мне хватает проблем с Турниром, чтобы переживать из-за каких-то записочек.
Тем более что на горизонте маячила еще одна, гораздо более насущная проблема - прием у Гойла.
Мерлин, дай мне сил пережить очередную встречу со своими бывшими сокурсниками, не подраться ни с кем, не сорваться и не сойти с ума…
Глава 16
– Ну, и кто же она?
– заговорщицки поинтересовался Рон, когда мы вышли на террасу дома Тонксов, чтобы подышать свежим воздухом в ожидании ужина.