Всадник ищет Амонну
Шрифт:
— Пташки мои! — драматично пропела монна, цокая каблуками домашних туфелек, — Случилась беда! Беда!
Я уже слышала приближающиеся шаги и то, как монна вошла к сестрам, что делили одну комнату на двоих. Сделав два последних рывка, я поочередно высвободила ноги из липких штанов и спрятала их.
Расправляя смятую сорочку, я бесшумно подошла к двери и прикрыла ее до щелчка, мигом прыгая под одеяло.
Сердце радостно колотилось от того, что нам удалось избежать неприятностей за свои ночные вылазки. Прикрыв себя теплым пологом до ушей, я пыталась замедлить дыхание, чтобы звучать убедительно
Мелкий цокот каблуков подтвердил опасения, и дверь приоткрылась, впуская мягкий свет ручной лантерны.
— Деточка? — запыхавшись, окликнула монна, — Аврора, ты спишь?
Изображая пробуждение, я поерзала в кровати, а затем приподнялась на локтях и прикрыла ладонью несуществующий зевок.
— Прости меня, дорогая! Но в городе пожар, горит Совет Красных Кресел…
Мы встретились взглядами, и она замолчала, но я не спешила заполнить неудобную паузу.
— Надеюсь, никто не пострадал, — монна положила ладонь на пышную грудь. — Я зашла, чтобы предупредить, что отправляюсь к зданию Совета. Вам там делать нечего, особенно в такой час, так что отдыхайте.
Я кивнула, не в силах выдавить и слова, потому что дыхание все еще было рваным и могло выдать меня с потрохами.
— Ты не очень хочешь со мной говорить, я это понимаю. Но когда— нибудь ты меня поймешь, — страстно забормотала Юджиния, — Дженис Блек — идеальная партия! Разбуди меня на моих похоронах, и я скажу то же самое. Доброй ночи, дорогая, — уже мягко добавила она, прикрывая за собой дверь.
Радость как рукой сняло. Я отбросила одеяло, купаясь в океане собственного гнева. Сорочка топорщилась некрасивыми складками и никак не хотела ложиться на колени, сколько бы я ни расправляла ее. Глупо было злиться на изделие из гладкой розовой ткани, но оно принимало на себя весь удар.
Я устала. Этот день был слишком насыщенным, но все же кое— что я бы менять не стала.
***
Я легко шагнул прямиком в коридор огня. Вместо стен помещение подпирали четыре столпа воспламенившейся лавы, а в самом центре стоял крепкий на вид старик, который по совместительству был сильнейшим демоном. Это виднелось в глазах, которые от силы заволокло красным. Он осмотрел меня с ног до головы, сплюнул на пол и дернул на себя Тироля. Убью.
— А вот и ты, — прошипел старик и отпустил отца. Слабое худое тело в пижаме рухнуло на пол тряпичной куклой. Раздался стон — больной Тироль уже давно не мог говорить.
— Убью, — я двинулся к красноглазому.
— Не так быстро, щенок, — он наступил на горло отца и надавил.
Тот не мог сопротивляться, потому что вообще ничего не мог. В невидящих глазах плескались отголоски силы огня, никчемные крупицы, которые давали ему жалкую возможность доживать свой век. Такое существование было недостойно демона. Недостойно такого демона, каким был отец в расцвете сил.
— Не хочешь бороться как настоящий демон? — с презрением на старика. Если он причинит Тиролю еще хоть каплю боли, дважды я не подумаю.
— Я могу бороться, как десять демонов, не переживай, — старик в белой одежде оскалился. — Но дам тебе шанс решить все словами здесь и сейчас.
— Да кто ты такой? — выплюнул, сдерживая ярость и огонь, который хотел
— Так ты, наверное, меня не разглядел, — он развел руками и перешагнул через отца. — Ведь в тот день все внимание к себе приковала Аврора. Кровь кипит при виде таких демониц. Так и хочется овладеть…
Старик захрипел и не смог договорить, потому что на его жилистой шее сомкнулась моя рука. Пальцы безжалостно впивались в плоть, желая разорвать! Я был готов задушить ублюдка голыми руками и отправить прямиком на тот свет. Убить, растерзать, уничтожить.
Ярость внутри разрослась еще больше, потому что я знал, что не могу. Убить опального наместника, который напал на немощного отца и чуть не убил Аврору — прямо сейчас я не могу!
Старик исчез. Жилистая шея испарилась из захвата. Он просто шагнул в коридор огня и снова вырос рядом с Тиролем.
— Мой визит в Наймарр сегодня — предупреждение, — залитые красным глаза смотрели прямо на меня. — Еще раз появишься на полуострове — я его прикончу. И твою демоницу. И тебя.
Кое в чем красноглазый просчитался — я тоже подчинил себе силу огня и уже создал коридор. В один шаг я подлетел к старику и, повалив на пол прямо рядом с Тиролем, начал избивать надменное лицо. Один, другой, третий удар… Рассеченное и испачканное кровью лицо сохранило гримасу. Залитые красным глаза смотрели в упор, а затем старик моргнул и пропал.
Я чувствовал его след. Словно хищник, повинуясь чутью, я был готов бежать вслед за добычей.
— Сын… — сдавленный голос Тироля остановил за секунду до броска в коридор, — сын.
Сын.
— Тебе нужна помощь, — нагнулся над телом отца.
Я и не надеялся услышать его голос через столько лет… Внутри все перевернулось, а зажившие раны снова начали кровоточить.
Я уничтожу наместника. И тех, кто сделал это с отцом. Даже если мне придется перебить весь совет Красных Кресел. Плевать.
Закинув руку отца себе на плечо, я все— таки вышел в коридор. Но не тот, который дал бы мне шанс отомстить. Отец был болен и в конец обессилен — о нем нужно было позаботиться. И произошедшее нужно скрыть. Быстро.
Лучшим местом, где отец мог получить помощь и переждать, была цитадель милитаров. Неприступная крепость обеспечит полную безопасность, а милитары, подчиняющиеся своему капитану, точно будут держать язык за зубами.
Все так же крепко поддерживая отца, я вошел прямо в покои, которые полагались мне как капитану. Очаг и лантерны вспыхнули, повинуясь одной только мысли, и осветили помещение.
Пройдя через кабинет, распахнул дверь в комнату для отдыха, где была кровать, и подвел к ней отца. Тот морщился от каждого движения и с трудом передвигал ноги.
Медальон передачи тускло сверкнул и качнулся, унося сообщение, адресованное Рамису. Алхимик знал многое, умел молчать, и, самое главное, был другом, которому я доверял.
Отец опустился на кровать с тихим стоном. В глазах плескались невысказанные слова и вопросы, но вот сил произнести хоть слово — не было. Я до сих пор удивлялся тому, что отец смог меня позвать. Темно— синие глаза Тироля смотрели на меня, не мигая. В них не было упрека или недовольства, наоборот, что— то обжигающее, давно забытое и теплое.