Всадники «Фортуны»
Шрифт:
Последний поворот, прямая. Море рыжих флагов, стена рыжих футболок на трибунах. Наверное, там стоит дикий рев. Интересно: каким финиширует Ларри? Ой, что это? Ну так и есть! Брэд не сумел собраться, в последнем повороте потерял машину, и настырный Олафсон на своем «скиде» все же проскочил вторым…
— Финиш, Лорни! Все! Ты — первый!
Никогда еще Грэм так не произносил эти слова. Голос у него — просто умирающий, будто директор держится из последних сил.
Даниэль вдруг понял, что и он доехал на самом пределе. В горле стоял сухой ком, шея
А оранжевый болид торжествующе плыл мимо трибун, на которых царило настоящее безумие. Сто пятьдесят тысяч зрителей, половина которых видела то, что происходило в районе «рифа Дейла», на огромных плазменных экранах, а другая половина — «вживую», прямо с трибун, — действительно не могли понять: для чего великий Лорни выкинул этот сумасшедший номер? Но его поклонники, как обычно, когда он побеждал, выли от восторга, а недоброжелатели (таких здесь, в Килбурне, бывает процентов двадцать) наверняка пытались перекричать остальных, уверяя, что эта выходка — уже не предел, а беспредел самоуверенности Рыжего Короля…
Глава 22
Ошибка
Господи, как болит шея! А в те три секунды суперперегрузки казалось, будто все в порядке.
Даниэль чувствовал, что больше всего на свете хочет дотянуть до боксов. Вся команда стояла у въезда, встречая его, и по выражению лиц механиков пилот понял: он их насмерть напугал! Из-за их спин лезли, пропихивались, провинчивались темные фигуры с видеокамерами и фотоаппаратами, но «рыжие» стояли стеной — нечего трогать Лорни, покуда он не переведет дыхания.
А дальше начались какие-то глупости. Сперва руль не желал выходить из пазов. Кто-то помог Даниэлю вытащить его и положить на передний сполер. Потом он вдруг обнаружил, что лишь с большим трудом может выйти из машины, хотя нужно было всего-то чуть приподнять ногу. И наконец — не захотел сниматься шлем. Даниэль возился с ним не меньше минуты, пока сзади не протянулись чьи-то руки и не подняли упрямую штуковину над головой пилота. Обернувшись, Лоринг уперся взглядом в серое лицо Грэма Гастингса.
— Ну что? — тихо спросил гонщик. — Ведь получилось? А что ты такой бледный?
— Ты на себя посмотри! — еще тише ответил Грэм.
И не добавил ни слова. Неужели он о чем-то догадался?
К подиуму нужно было подниматься по двум лесенкам, у всех на виду. И нельзя было держаться за перила — сразу поймут, что у победителя заезда подгибаются ноги! Впрочем, Брэндон, поднимавшийся третьим, почти не скрывал охватившей его дрожи: он ухватился за эти самые перила раз пять! Зато Кнут Олафсон только что не прыгал по ступеням — под конец он уже почти смирился с мыслью, что придет третьим.
А возле подиума, как обычно, торчали здоровенные бутылки шампанского. Увидав их, Даниэль понял, что готов завопить от ярости. Неделю назад погиб Джанни! Весь этот злосчастный заезд прошел под мрачной звездой трагедии. Полиция не вылезает из гоночного городка,
На Брэндона он старался не смотреть, чтобы не сорваться. Сейчас, когда все осталось позади, ужас тех двадцати секунд обрушился на Даниэля сильнее, чем испытанная им почти смертельная перегрузка. Он понимал, что ему было страшно, и не стыдился этого страха. После аварии в Вальденштадте, когда Лорни извлекали из машины будто поломанную куклу, он научился признаваться себе в такого рода слабостях. Тот миг — миг удара, нечеловеческой боли и провала в слепящую пустоту — стоил трех месяцев мучительной войны не только с собственной изувеченной плотью. Его тогда хорошо «починили», через сорок дней он уже смог ходить и начал издеваться над собой, занимаясь упражнениями, к которым, как уверяли врачи, можно было приступить еще не скоро.
Но все это время — и пока продолжалась полная беспомощность в металле и гипсе, и когда тянулась изнуряющая борьба за возвращение силы и упругости тела, — он выдерживал гонку с собственным страхом. Он знал: после таких травм редко возвращаются на трассу, причем чаще всего — не из-за самой травмы. Страх шел за ним на предельной скорости, иногда вырастал непомерно, целиком занимая в его душе «зеркало заднего вида». Но ни разу не вырвался вперед! Вернуться Даниэль хотел сильнее, чем просто выжить и выздороветь. Он вернулся.
Со страхом Лоринг справился и на этот раз. Но теперь его неумолимо одолевала злость. Как мог Брэд все это задумать и вытворить?! От начала до конца. От просверленного бака — до сегодняшней трусливой попытки избежать разоблачения таким вот эффектным и подлым способом. Будь ему пятнадцать лет, все это лезло бы в какие-то рамки, но если тебе стукнуло уже двадцать восемь…
Даниэль очнулся, когда перед ним вдруг оказался президент Ассоциации с кубком в руках и холодное серебро жестко коснулось его ладони. (Видя, что гонщик смотрит сквозь него отсутствующим взглядом, Пьетро Галлато буквально всунул ножку изящной вазы ему в руку). Трибуны стихли, замерев в ожидании: подбросит ли великий Лорни, как обычно, выигранный кубок, или на этот раз не станет?
Конечно, он не стал. Как не притронулся и к бутылке. Поглядев на победителя, Олафсон тоже (впрочем — не без сожаления) не взял свое шампанское. Что до Брэндона, то у того, кажется, шевельнулась мысль — изобразить, будто все в порядке. Он даже открыл бутылку и глотнул из нее, но потом шагнул к барьеру балкона и просто скинул шампанское своей команде.
В душевой Даниэль почти «отошел». Упругие струи теплой воды оживили его онемевшую шею, и он подумал, что врач, пожалуй, не понадобится: позвонки в порядке, боль была просто мышечным спазмом. Теперь главное — пережить пресс-конференцию, и тогда можно отключиться.