Всадники ветра (Двойники)Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XVII
Шрифт:
И здесь произошла самая в моей жизни непростительная глупость!
Я взглянул на распростертого в траве раненого, на самолет, на добродушные лица крестьян и решил рискнуть. Я влез в наблюдательную кабинку, вынул мешок из-под сиденья, раскрыл его и вытащил пару десятирублевок.
Сделал я это, конечно, не слишком неловко, собственным телом и бортами кабинки заслонив мешок от нескромных взглядов. Но все-таки таковые имелись. Наметанные на мешочниках мозги сопоставили с моей возней в самолете появление на свет божий двух кружков мягко-желтого
Все остальное пошло как по маслу. Двое подняли на руки глухо стонущего Сумина, открывая наше шествие в деревню. За Суминым шел я, неся под мышкой запутанный в шинель, оттягивающий руку груз.
Опять промах — мне нужно было как-нибудь незаметнее вынуть пудовый тючок. Слезящийся взгляд того же узкогрудого парня заприметил мои странные усилия.
Итак, мы пришли в деревню. Деревня оказалась рядом крепко сбитых, полугородского образца домиков с железными даже крышами. Нас провели внутрь второй от края избы.
Сумина положили на лавку. Везти с собой человека в его положении было невозможно. Я решил поручить его попечениям кого-нибудь из крестьян. Высланный мной по прибытии отряд красноармейцев сделает что-нибудь с ним и с брошенным самолетом!
В бревенчатой комнате стлался мягкий полумрак. В маленькое окошко я видел мальчишку — хозяйского сына — запрягающего лошадь.
Самого хозяина не было — он исчез неизвестно куда. Я сидел на лавке у окна и жадно пил топленое молоко из горячей глиняной миски. Я был счастлив в предвкушении благоприятной развязки моего дела!
Наконец, телега готова, нужно ехать. Пожал руку моему беспомощному товарищу, подхватил сверток под мышку, вышел на крыльцо. Но то, что я увидел, было некоторой неожиданностью даже в этот день событий и приключений.
Перед избой собралась густая толпа тревожно ропщущих крестьян. К уже виденным прибавилось много новых. Мой узкогрудый знакомец и здоровый мужчина в черном пиджаке и смазных сапогах были, очевидно, главарями сборища.
Сделав вид, что мне плевать с высокого дуба на все опасения и страхи, я прижал локоть к мешку и двинулся вниз.
Бородач в пиджаке стал на моей дороге.
— Ну что? — мой резкий окрик заставил его отшатнуться.
Но толпа прихлынула снова, выталкивая делегата вперед.
Он заговорил:
— А то! Мочи нашей не стало. Красны, белы — много вас здесь шляющих. Каждый тащит, каждый на чужое зарится! Лошадей увели, скотина передохла. Мочи, говорю, не стало. А ты вот что — отдай мешок и уходи с богом.
Я не произнес ни слова. Но, должно быть, мое лицо приняло дьявольски-страшное выражение. Толпа шарахнулась, в задних рядах закрестились. В то же время в руках у многих сверкнули ножи и короткие угрюмые обрезы. Я выхватил наган.
Из заднего ряда хлопнул выстрел. Пуля ударилась у косяка в двух вершках от головы.
Выстрелив в самую гущу, я прыгнул назад и запер дверь на задвижку.
Я понял все. Ясно — это обыкновенное бандитское гнездо — логово кулаков и самогонщиков! Простые крестьяне не стали бы действовать так решительно.
Досчатая
Я обернулся. На скамье, согнувшись почти до колен и придерживая бок рукой, сидел Сумин. В слабом кулаке качалось дуло револьвера. Несколько раз он пытался начать и не мог выговорить ни слова.
В дверь ударили теперь уже чем-то тяжелым. Я придвинул к ней стол и поднял револьвер. В этот момент Сумин собрался с силами.
— Подожди, Штреб, — его слова пресеклись стоном, — подожди. Мне умирать… Ты все равно не отсидишься здесь. Помоги сесть наискось от двери… Так… Черт, какое мученье… Теперь выстрели сквозь дверь — они отбегут. Тогда быстро распахни ее — пока отсюда будут стрелять, они не решатся ворваться… они не догадаются — они думают, что я совсем выбит из строя. Ты вылезешь в это окно — телега еще ждет. Гони к лесу. Мы перехитрим… Понял?
Бедный Сумин, честный, храбрый товарищ! Раненый, умирающий, раздавленный страшной болью, он нашел в себе силы оказать последнюю услугу рабочему делу! Пусть читающие эти записки вспомнят добром красного героя, погибшего безвестно и одиноко!
Я поступил так, как сказал он. Выстрел через доски наполнил громом и дымом избу и отогнал от двери осаждающих. Я отбросил досчатую поверхность и снова пальнул в открывшийся прямоугольник.
Тогда стал стрелять Сумин. Разумеется, он не метился, да и не в этом совсем было дело. Нужно было приковать внимание бандитов к двери. А в это время я подбежал к боковому, открытому снаружи окну.
Я подбежал к боковому, открытому снаружи окну.
Едкий пороховой дым застилал нутро дома. Я тихонько выставил раму — наружный воздух обвеял лицо необыкновенным ароматом. Я просунул в окно одну руку, потом часть туловища, почти вылез, вернее вывалился сам и вытащил драгоценный мешок.
Мне везло — здесь не было ни души. С другой стороны кричали, грохотала стрельба, сыпались стекла. Пошатываясь, я пробежал несколько шагов, бросил сверток на соломенную подстилку телеги, вскочил в нее сам и ударил лошадь вожжами. Она рванулась вперед, сразу ударяя всеми четырьмя копытами. Мы вынеслись на проселочную дорогу.
Меня увидели — вопль многих голосов возвестил это.
Я вскочил на ноги, покачиваясь на прыгающем дне телеги, выкрикивая бессвязные фразы. Я закрутил в воздухе длинный конец тонкий веревочных вожжей. Скоро дома, плетни, крики затерялись вдали.
С быстротой цепеллина, удирающего от четырех истребителей, моя худая клячонка неслась вперед и вперед — к растущему зелено-синему, необъятному лесу.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ