Всадники
Шрифт:
Остановился, поразмыслил. К кухне решил сразу не подходить. Еще подумают, что зарится на чужую кашу. Повел глазами вдоль состава, заметил отворенную дверь вагона, услышал негромкие переборы гармони.
– Этот эшелон куда, дядя?
– приблизился Севка.
Пожилой боец сидел, свесив из вагона ноги, пришивал к шинели заплатку. Вздрогнув от неожиданного голоса, он ткнул себе иголку под ноготь.
– Ч-черт тебя вынес!
– ругнулся.
– Любопытно ему, куда эшелон...
– Хотел попроситься
Из глубины вагона выглянули другие бойцы, гармонь замолкла.
– А в чека ты не хотел попроситься?
– басом прогудел здоровенный детина с намыленной щекой.
– Чеши-ка отсюда, а то и недобритый сведу. Шляются тут всякие... Увижу еще - пеняй на себя.
"Вот тебе и горяченькое!
– вспомнил Севка совет коменданта.
– По росту судят. Нет бы документы спросить!"
На путях полно набитых битком поездов, а который из них на Вязьму? Попробовал Севка разузнать, но никто его не стал слушать. Побрел снова на вокзал.
У будки с кипятком остановился, вынул из мешка Котелок, сунул под кран.
– Не готов, брат, дрова сырые!
– выглянул в фортку седенький старичок в форменном картузе.
– Валяй, милок, ко мне греться. Побеседуем, а там и кипяток сготовится.
Вошел Севка в будку - теплынь! Присел на лавку, огляделся, спросил:
– На восток - это в какой поезд садиться?
– На восток? На Дальний, что ли, Восток?
– Ага, на Дальний, - кивнул Севка.
– Эк куда хватил! По нынешним временам туда год езды. Это, милок, через Москву. Но через Москву нет резона - завязнешь в ней. Лучше кружным путем: через Вязьму - Лихославль...
– А который поезд на Вязьму?
– Больно ты, хлопец, востер! Того не ведаешь, что поезд тот, может, через неделю пойдет. Не мирное время... Послушай, - спохватился кипятильщик.
– А что у тебя за нужда ехать?
– К родственникам, - мгновенно придумал Севка.
– Остался без родителей, а тетя аж в самой Чите.
С недоверием глянул старичок, с подозрением. Навидался он разных оборвышей вдосталь. Прут по железной дороге неведомо куда и зачем. Но Севке вроде поверил - не похож на тех огольцов.
– Прямой резон тебе в воинский садиться, - посоветовал кипятильщик. В аккурат теперь кавалерию везут сквозь до самой Читы. Только навряд ли возьмут. Потому что передвижение частей есть военная тайна.
– А как же вы узнали?
– удивился Севка.
– Так ведь не слепой. А чего сам не доглядишь, сродственник али знакомый скажет. Я, брат, из кондукторов. Это теперь, на старости, готовлю людям горяченькое. Сам товарищ Ленин приказал, чтоб на станциях для народа был кипяток.
– Неужели Ленин?
– А ты думал! Сырая вода - сущая зараза. В ней и тиф-брюшняк, и дизентерия,
Севке уж не до кипятка. Чует, что познакомился с нужным человеком.
– Как же на Вязьму-то?
– напомнил он.
– На Вязьму - плевое дело! Будешь наведываться ко мне, так уедешь.
На следующую ночь старик кипятильщик провел Севку к пакгаузу, указал на вагон:
– Влазь! В аккурат прессованное сено. Не так зябко.
Утром вагон прицепили к товарному поезду, и он скоро отошел из Орши. В открытый люк Севка увидел на стене синюю руку с оттопыренным пальцем, кипятильную будку на платформе и открытый семафор на выходе со станции.
Железная дорога - что большая река в половодье. Только не льдины она несет на себе, а людей. Но так же швыряет, трет их в заторах, садит на мели, выбрасывает на берег, ломает и крошит.
А человек ведь не льдина. Ему бывает и холодно, и голодно, и больно, и страшно. Но делать нечего, пустился в плаванье - терпи!
Могучий водоворот подхватил Севку, закрутил, начал швырять. Среди тысяч измученных бессонницей, усталых и голодных людей плывет в общем потоке и Севка.
У каждого свой резон, своя цель. Едут домой отвоевавшие, искалеченные войной бойцы, едут куда-то от голода целые семьи, едут, спасая шкуру, бывшие благородия с фальшивыми документами, едут спекулянты, везут разный товар, едут беспризорные мальчишки. Каждый клянет на все лады железную дорогу, а все-таки едет.
Едет и Севка Снетков. В эскадрон! И сквозь даль видит себя на коне, в строю: справа Трофим Крупеня, слева Ефрем Клешнев.
Севка уже не тот. Притерпелся, пообвык. Он может, как все едущие, сутками не есть и не спать. В Ярославле его обокрали - забрали мешок с последним сухарем, парой нательного белья и шпорами.
На платформе, нагруженной досками, добрался до Вятки. Промерзший, весь в снегу, ввалился в комендатуру, предъявил документ:
– Может, найдется чего в счет пайка. Хоть бы сухарь погрызть...
Комендант красными от бессонницы глазами скользнул по документу, по заиндевелому Севкиному шлему и крутнул ручку телефона.
– Еще один!
– сказал в трубку.
– Совсем одолели...
Заглянула пожилая женщина в очках, в сером пуховом платке.
– Вот он, голубчик! Забирай, Даниловна, - указал комендант на Севку.
– Куда забирай?
– взвился Севка, почуяв недоброе.
– Мне в эскадрон... В документе сказано!
– Для меня один документ действителен, вот этот, - нацелил комендант обкуренный палец Севке в грудь, - а все остальные - липа!
Тем временем Даниловна прочитала удостоверение из госпиталя, пригляделась сквозь очки к Севке.