Все больны, всем лечиться
Шрифт:
В горячих источниках я познакомился с премилой дамой примерно моего возраста, с которой провёл дня два или три. Она хохотала до упаду и пила, как мужик, а в постели была горяча, как вскипевший чайник. Когда я сказал ей, что придётся вернуться в Эттэгель, она посоветовала мне беречь себя. Такие яркие люди, объяснила она, должны жить вечно, а ты,
Признаться ей я не смог.
На скором междугороднем я добрался до севера Эттэгеля, глотнул в кафе красного кофе, потом позвонил сестре и сказал:
– Встретимся на Аллее Фонтанов.
И когда через час она шла мне навстречу – чуть не бежала, а на носу у неё подрагивали в такт её шагам кругленькие очки, – я вспомнил слова доктора, которыми он повелел мне оставшееся время «изучать всё».
– У тебя рак головного мозга, Тирки, – сказал он без обиняков (мы были старыми приятелями, и тайн друг от друга не держали), – причём в последней стадии. Я знаю, что ты оптимист, поэтому говорю как есть – жить тебе осталось до конца второго лета, максимум до половины зимы. Смекаешь, о чём я?
Мне нужно сделать чертовски много дел, подумал я.
И вот старшая сестра, последние декады честившая меня последними словами, идёт мне навстречу, торопится, чтобы проверить, всё ли со мной в порядке, а я вдруг вижу в отражении её подпрыгивающих очков себя, и в отражении этом неловко заваливаюсь на бок.
К. Ода рабству
Марии Фомальгаут,
оживительнице вещей
Тихо! Не шумите. Я специально пришёл с работы пораньше, чтобы написать пару строк, а вы тут со своими вопросами!.. Да жив я, жив, что со мной может случиться? Они, конечно, не позволяют мне и шагу ступить, чтобы не запрыгнуть на руки, а занятые руки, сами понимаете – уже половина несвободы, так что писать мне тут не слишком-то безопасно.
Нет, они меня не бьют,
Заставляют проводить время с ними. Времени на бытовуху совсем не осталось. На какую? Ну, я в соцсетях уже сто лет не был. Телевизионную антенну за невостребованностью можно отключать. Про полы молчу. У меня вместо полов – саванна: уже что-то растёт, хотя пока ещё сухо. Ещё про гигиену осталось забыть и всё – полное рабство.
Тихо! Проснулись, кажется!
В коридоре что-то шуршит…
Нет, показалось. Да и рано им ещё просыпаться. Они ближе к вечеру активизируются. Стоит мне на кухне или в ванной зашуметь, или дверью входной погромче хлопнуть, как летят со всех сторон, шелестят и клюются, заразы. Один здоровенный как-то до синяка клюнул, я ему так наподдал, что он у меня с рук две недели не слазил, заставлял прощение вымаливать. Весь отпуск тогда коту под хвост пошёл.
А запах? Боже, это какое-то инопланетное амбре – как будто зелёные человечки изобрели свой афродизиак. Как налетят, так весь нос в аромате, вся кожа в аромате, волосы всю ночь пахнут… Что? Нет, не то чтобы неприятно, а… как бы это?.. забавно. Забавно, что мои рабовладельцы могут так пахнуть.
Они знают, во сколько я прихожу. И я знаю, что они знают, поэтому сегодня…
Что? Спасать? Кого? Меня?.. Э-э-э, в каком смысле «спасать»?
Постойте… со мной ничего… какое ещё?..
Да послушайте же!
Я их раб, всё верно. Но я написал это не для того, чтобы вы бросились меня спасать. Со мной вообще ничего плохого не происходит… Ничего, говорю. И не может произойти, ведь… Да заткнитесь же вы и слушайте!
А, проснулись! Летят! Что, допрыгались, да? Со своими вопросами вечно!..
Пока ещё осталась пара секунд: это самое лучшее рабство на све…