Все, что мне надо
Шрифт:
Она разворачивается ко мне тут же, опять смотрит прямо в глаза.
Злобная сучка. Нагнуть прямо тут, над столом. Дернуть ворот рубашки. Проверить, все ли мои отметины на месте.
Иду к столу, сажусь. Руки на столешницу. Лицо, как на предвыборных плакатах, суровое и внушительное. Прямо, как мой стояк в штанах.
– Слушаю вас.
Она молча кладет на стол бумагу. Не касаюсь. Даже не смотрю. На нее смотрю.
– Это претензия. – Ждет моей реакции, не дожидается, уточняет, – досудебная.
– Вы
– Затем, что через секретаря нет полной гарантии, что она к вам попадет в итоге.
– Сомневаетесь в компетенции сотрудников мэрии? На каком основании?
– Не сомневаюсь. Просто хочу ускорить процесс.
– То есть, мы теперь еще и бюрократы? Необоснованные обвинения. Это мне на вас нужно в суд подавать.
Она так удивляется, что начинает глупо хлопать ресницами. Я испытываю прямо-таки мстительное удовлетворение. Что, не ожидала, сучка? В эту игру можно играть вдвоем.
– Значит, так, – она встает, чуть наклоняется ко мне, припечатывает ладонью бумагу, – договор заключен по всем правилам. И потому никуда, ранее оговоренного срока, я съезжать не собираюсь.
– Квартира у меня в собственности, и только я решаю, кто и сколько в ней будет жить.
Я демонстративно откидываюсь на кресле, чтоб картинка ее злого лица была более полной.
Красивая, сучка. Глаза такие яркие, прямо завораживают. И губы красные. Сочные. На голове – аккуратная прическа, волосы убраны, как у фигуристки, в плотный пучок.
Пришлось сжать ладони в кулаки, чтоб побороть желание ухватить ее за этот пучок. И нагнуть.
Да что со мной происходит-то такое?
Почему при виде нее несет на какие-то безумные поступки?
Сто лет уже такого не было.
И мысли пошлые на редкость.
Я всегда отличался тем, что умел держать себя в руках. И просчитывать риски. Потому и здесь сижу, в этом кресле. И планирую в другое перебираться. А потом, чем черт не шутит… Я еще молодой… Особенно, по меркам политики.
А здесь будто дьявол сидит и нашептывает, как лучше разложить вот эту конкретную бабу прямо на своем рабочем месте.
Это пиздец, товарищи. Других слов нет.
– Вот как? – она ехидно щурит глазки, кривит полные губы, – а вы вообще, как лицо, находящееся на государственной службе, имеете право заниматься коммерческой деятельностью?
А вот это удар под дых!
Сууучка!!!
– Как вы думаете, что произойдет, если я пойду с этим в суд? – она явно что-то читает в моем лице, потому что лучистый взгляд наполняется торжеством. – А еще, – продолжает она, – я могу разместить информацию на официальном городском портале, и тогда…
В мстительном порыве она наклоняется еще ближе, и я не выдерживаю.
Хватаю за аккуратную шишку на голове, дергаю на себя и резко прижимаюсь губами к раскрытому
Иии… Меня уносит! Как тогда, в её постели!
До помутнения в голове, до полного отключения нормальных мыслей.
Она что-то мычит, сжимает судорожно принесенные ею бумаги на столе, словно не понимает, что делать. Отталкивать? Сопротивляться?
Я пользуюсь ее растерянностью и завоевываю плацдарм по-полной.
Конечно, она скоро опомнится и оттолкнет меня. Это вопрос времени. Но пока не оттолкнула, пока растерянно сжимает пальцы то на бумагах своих, то на кромке стола, я могу получить своё. Хоть немного унять безумие.
Она невероятно горячая. И вкусная. Я это еще в прошлый раз заметил. И сейчас только лишний раз подтверждаю свои впечатления.
Голову все больше заволакивает мутью, и мне в этот момент плевать на все на свете. На то, где я нахожусь, кто может зайти. И что она станет сопротивляться (конечно, станет!), кричать (обязательно!), и что я буду потом со всем этим делать.
Мне так крышу не сносило со времен юности, когда с будущей матерью близнецов под ручку гулял. И мечтал ее зажать где-нибудь в уголке и зацеловать до полуобморочного состояния.
И вот теперь.
Я целую, захлебываясь в ощущениях: сладость, страсть, растерянность, ошеломление.
Обреченность.
Все скоро кончится.
Но пока что я по-максимуму возьму.
Все, что мне надо.
Глава 8
Первая моя реакция – ошеломление.
Хотя…
Кого я обманываю?
Никакое не ошеломление. Потому что я знала, что это будет, с самого начала. С того момента, когда переступила порог его пафосного кабинета.
Надо хотя бы перед собой быть честной.
Я не просто так злила его. Не просто так намеренно ласково называла Сашу «милым», хотя так не говорила вообще никогда. Вообще. Недаром он там подавился, кажется.
И разговор я начала в намеренно злобном тоне. Настойчиво-нахальном. Конечно, в тот момент я себе отчет в своем поведении не отдавала. Просто хотелось его дразнить.
Вывести из себя. Стереть эту надменную усмешку с физиономии наглой до невозможности.
Он был слишком хорош. В своем роскошном кабинете, в своем нарочито неброском костюме с небрежно повязанным галстуком. На широком запястье – часы. Тоже неброские. Таким, как он, не требуется кого-то убеждать в своем статусе. Он прослеживается в каждом жесте, в спокойно-мощном развороте плеч, в равнодушно-холодном хищном взгляде.
Ох, как мне захотелось его выбесить!
Не утерпела. Не смогла просто.